Домашний быт русских царей в Xvi и Xvii столетиях. Книга первая

бранились, а говорил Григорей Облязов Борису Плещееву: потому де тебе тот человек надобен, что он учил тебя и сестр твоих грамоте, и писать, а меня де как учили грамоте, и меня де воровало человек с три- пятнадцать. (А как де меня учили грамоте и меня де воровало человек с 15, которые учили… А меня де, как учили грамоте и меня де те все воровали.) Боярин Михаиле Михайлович Салтыков да князь Димитрей Лвов сказали про тоеж речь, что с пятнадцать. Да Боярин же Василей Петровичь сверх того в речах своих прибавил: говорил де Григорей Облязов Борису: и взять де тебе того человека да посадить в воду; а Кирило Милюков в речах своих прибавил: говорил де Григорей Борису: и мать де ваша того человека любила, о котором ты со мною тяжешся; а Яков Милюков сказал: Григорей Облязов с Борисом Плещеевым шумели, а что они говорили, того он не слыхал, потому что стоял далече, а слышал де он Яков от брата своего Кирила тое речь, что брат его сказывал.

Стольники: князь Юрьи Долгорукой, князь Иван Волконской, Михайло Ладыгин; жильцы: Родивон Костяев, Дмитрей да Яков Горихвостовы, — сказали: в нынешнем во 150 году в Троицын день на Постельном крыльце, как государь прошел от Благовещения Пречистыя Богородице, от обедни, за переграду, — и в то время у переградных дверей Григорей Облязов с Борисом Плещеевым про человека своего бранились, а говорил Григорей Облязов Борису Плещееву: потому де тебе тот человек надобен, что он учил сестр твоих грамоте. — Григорей Порошин сказал: в Троицын день на Постельном Крыльце, как государь пошел за переграду, Григорей Облязов с Борисом Плещеевым бранились; и Григорей Борису в брани молвил: быть де тебе детина за письмо в застенке пытану; а Борис Плещеев Григорью встрешно говорил: ты де вор подпищик; а про Борисовых де он сестр не слыхал ничего. — Боярин князь Петр Александрович Репнин, стольники князь Михаиле Пронской, князь Иван Лыков, князь Петр Долгорукой, Лев Измайлов, сказали: в нынешнем де во 150-м году в Троицын день на Постельном Крыльце, как государь прошел от Благовещения Пречистые Богородицы, от обедни, за переграду, — и в то время у переградных дверей Григорей Облязов с Борисом Плещеевым шумели, а что они меж себя в шуму говорили, того они не слыхали, потому что стояли от них далече. — Иван Дивов сказал про Григорья Облязова: ему де сказать нельзя, потому что у него с Григорьем в холопстве тяжба. — Князь Алексей Лыков, Василей Колычев, сказали: в Троицын день, как государь шол от Благовещения Пречистыя Богородицы от обедни, и они де в тое пору в городе не были и ничего не слыхали».

Несмотря на челобитные и докуки со стороны вдовы Плещеевой, дело тянулось и не докладывалось государю более года, может быть, по проискам Облязова, подкупившего царского стряпчего Оничкова. Но, видно, Плещеевы найти случай добиться справедливости. В 1643 г., сентября 14-го, в государево объезде в селе Покровском стряпчий с ключом Иван Михайлович Оничков по сему делу докладывал. Государь сего дела слушал и указал: «Григорья Дмитреева сына Облязова, за вдовино Аннино Васильевы жены Плещеева с тремя дочерьми с девками, за их бесчестье, бить батоги нещадно, потому: била челом государю вдова Анна Васильева, жена Плещеева, с детьми: в прошлом де во 150-м году в Троицын день на Постельном Крыльце бил челом государю сын ее Борис Плещеев на Григорья Облязова в его Григорьеве воровстве, в подписке, о старинном своем крепостном человеке, о Наумке Лужине, — и тот де Григорей, очищаясь от своего воровства, как Государь в Троицын день шел от обедни от Благовещения Пресвятей Богородице, бил челом государю на него Бориса встрешно, и говорил де он Григорей на Постельном Крыльце ему Борису, что будто тот их старинной человек, Наумко, его Бориса и трех сестр его девок учил грамоте и писать, и пременя де их к тому человеку, он же Григорей говорил скверные небылишные позорные слова и тем де он Григорей тех трех девок обесчестил, и государь бы ее пожаловал велел про те его Григорьевы небылишные скверные позорные слова сыскать и по сыску свой государев указ учинить. А на челобитной ее помета думного дьяка Ивана Гавренева: 150-го г. Июня в 1 день государь пожаловал велел про то сыскать стряпчему с ключом Ивану Михайловичу Оничкову, и по сыску велел доложить себя государя. И в сыску бояре и окольничие и стольники и стряпчие и дворяне и жильцы, по государеву крестному целованью, стряпчему с ключом Ивану Михайловичу Оничкову сказали: во 150-м де году в Троицын день на Постельном Крыльце, как государь прошел от Благовещения Пресвятей Богородицы, от обедни, за переграду, и в то время у переградных дверей Григорей Облязов с Борисом Плещеевым про человека своего бранились, а говорил Григорей Облязов Борису Плещееву: потому де тебе тот человек надобен, что он учил тебя и сестер твоих грамоте и писать, да и мать де ваша того человека любила, о котором ты со мною тяжешся; а меня де (как учили грамоте и меня де воровало человек с три-пятнадцать. И потому государь указал Григорья Облязова за вдовино Аннино Васильевы жены Плещеева с детьми, за их бесчестье, бить батоги нещадно, чтобы иным вперед воровать было неповадно.

И 152 (1644) г. Генваря в 15 день по государеву указу и по докладной выписке перед стряпчим с ключом перед Иваном Михайловичем Оничковым Григорей Облязов за свое воровство, а за вдовино Аннино Васильевы жены Плещеева с детьми бесчестье, в подкледке бит батоги, в одной рубашке, нещадно».

В 1643 г., 19 апреля, на Красном крыльце шумели и ссорились жильцы Чириковы с Измайловыми, вследствие чего Тимофей Измайлов с детьми 23 апреля подал на Алексея Чирикова и на дядей его челобитную и ссылочную именную роспись людям, которые были свидетелями их ссоры. В челобитной он писал: «Бьет челом холоп твой Тимошка Измайлов с детишками своими с Матюшкою да с Левкою… да с Мишкою да с Петрунькою. В нынешнем, государь, во 151-м году апреля в 19 день на Красном Крыльце перед постельными дверьми стояли детишка мои Левка да Олешка; и пришел к дятишкам моим Олексей Пантелеев сын Чириков с дядьями своими с Степаном да с Костянтином Чириковы, и детишек моих Левку да Олешку хотели бить, и меня холопа твоего и детишек моих бесчестили и всякою лаею неподобною лаяли, и называл Алексей Чириков меня холопа твоего и всех нас ворами и изменниками и страдниками, и по Красному Крыльцу за детишками моими гонял; а в те поры государь были стольники и дворяне и стряпчие и жильцы и всяких чинов люди, как тот Олексей Чириков меня холопа твоего и детишек моих… безчестил и всякою лаею неподобною лаял, и как он Олексей на Красном Крыльце с дядьями своими за детишками моими гонял. А что он нас холопей твоих называл ворами и изменниками и страдниками, и про то тебе, государь, известно, что дед и отец мой и я холоп твой и детишка мои при прежних государех и при тебе, государе, нигде в измене не бывали. Милосердый государь, пожалуй нас холопей своих, вели, государь, про то сыскать стольники и дворяны и стряпчими и жильцы и всяких чинов людьми, которые в те поры тут были, как тот Олексей Чириков на Красном Крыльце нас холопей твоих безчестил; и вели, государь, мне на того Олексея в моем и детишек моих в безчестье дать свою государскую оборону, что ты, государь, укажешь. А про Олексеево государь озорничество, Чирикова, тебе государю известно, что он Олексей позорит и безчестит господ наших и нашу братью, надеючись на свои деньги, и говорил детишкам моим, что ваши головы, а мои тут будут тысячи; и то государь его слово слышали многие люди; и на него Олексея и на дядю его на Костянтина, по твоему государеву указу, даваны оборони против их озорничества. Царь государь смилуйся! — Государь пожаловал велел при то сыскать стряпчему с ключом Ивану Михайловичу Оничкову и потом велел доложить себя государя.

И Ивану Михайловичу Оничкову стольники и стряпчие и дворяне и жильцы, по государеву крестному целованью, сказали: князь Иван Лобанов-Ростовской, князь Тимофей Щербатой, Михайло Васильчиков, сказали: в нынешнем во 151-м году апреля в 19 день на Красном Крыльце Олексей Чириков Лва и Олександра Тимофеевых детей Измайлова изменничьими племянники называл, и говорил им: знали бы де вы орленой кнут да липовую плаху; а Лев и Олександр Олексея Чирикова против того называли псаревичем. А Михайло Васильчиков сверх своей сказки в речех своих прибавил, что Лев и Олександр Олексея называли псаревым внуком. А о проче того, иной никакой брани не слыхали и за что стало, того не ведают; а про дядей его Олексеевых про Степана и Костянтина со Лвом и Олександром брани никакой не слыхали.

Семен да Иван Коробьины, Василей да Микита Лачиновы сказали: апреля в 19 день на Красном Крыльце Олексей Чириков Лва и Олександра Измайловых матерны лаял и называл их изменниками и изменничьи племянники, и говорил им, Лву и Олександру, знали бы де вы Оску палача да липовую плаху; а за что у них брань стала, того они не ведают; а про дядей его Олексеевых брани никакой не сказали.

Олексей Чепчугов, князь Василий Горчаков, Иван Романчуков, Григорей Зюзин, Федор Петров, Костянтин Рожнов, сказали: апреля в 19 день на Красном Крыльце Олексей Чириков Лва и Олександра изменниками называл; да Олексей же Чепчугов в речах своих прибавил: Олексей де Чириков Лва и