далека, откуда он пришел, глядела из будущего, куда ему дороги нет.
Но он дожил до этой минуты.
– Господин Рид, будьте добры!..
Пелена вновь застлала глаза Джерри, черные волны захлестывали его, но голубая сфера сияла впереди, и во рту оставался восхитительный вкус шоколада.
– Господин Рид, скажите людям мира, каковы ваши чувства сейчас, на что они похожи? Когда вы облетели Луну?
– Это как самая большая в мире ваза шоколадного мороженого, – отчетливо сказал в микрофон Джерри. Вздохнул и позволил поднять себя и унести.
Какое зрелище! Кто мог его предвидеть в последние черные недели? Но это произошло: советский самолет на посадочной полосе Сан-Франциско, он доставил домой умирающего американского героя!
Сейчас самолет подруливает к терминалу, вращаются винты вертолета «скорой помощи». Сообщают, что в последние часы состояние Джерри Рида еще ухудшилось. Запланированная пресс-конференция отменена, прямо с самолета его доставят в больницу и поместят в реанимацию.
Я предчувствую, дамы и господа, что мир надолго запомнит эти кадры. Я предчувствую, это будет подобно первым съемкам атомного гриба или кадрам земного восхода, снятым с поверхности Луны. Мы показали вам, как на американскую землю сел самолет Аэрофлота – первый за жизнь целого поколения. Запомните этот миг, отделяющий мир прошлого от мира обновленного!
Перегрузки на обратном маршруте с Луны едва не убили Джерри. После часа переговоров между Вашингтоном и Москвой советскому «Конкордски» позволили сесть в Сан-Франциско.
Это был торжественный, страшный, с ума сводящий момент: приветствия, огни, камеры, камеры, пепельное лицо отца – его на носилках вынесли из самолета и бегом отвезли на каталке к вертолету – сквозь толпу репортеров, совавших ему в лицо микрофоны... Слишком много было всего, и встреча прошла так быстро, что Бобби не успел ничего почувствовать. Теперь же, оставшись на последней вахте в больничной палате Пало-Альто, он почти жалел, что журналисты не проникли сюда, размахивая микрофонами, юпитерами и камерами.
Все лучше, чем это мертвое спокойствие.
Франя стояла за его спиной молча, с остекленелыми глазами. Возле кровати сидела мать; она не плакала – давно выплакала все слезы. По другую сторону выжидательно смотрел на мониторы доктор Бертон – белобрысый стервятник в зеленом медицинском халате... Сара стояла поодаль, не зная, что делать.
Дыхание отца было почти неслышным, и Бобби пытался уверить себя, что ему уже не больно, что он уходит во сне – в вечный сон. На обратном пути с Луны отец выходил из транса только трижды, но, по словам Франи, сознание к нему не возвращалось, он бормотал какую-то бессмыслицу.
– Но его лицо, – рассказывала Франя, – ты не поверишь, я никогда не видела у него такого счастливого лица.
Отец был на грани смерти, когда его доставили в «Бессмертие», но отчаянные усилия медиков третий день держали его у последней черты.
– Эх, приступить бы к делу сейчас! – с досадой восклицал Бертон. – Из-за дурацкого законодательства мы обязаны дожидаться клинической смерти!
И вот началась последняя вахта – мучительная, бесконечная, и Бобби стоял над отцом, желая, чтобы все кончилось, чтобы отец умер.
– Соня...
Глаза отца были закрыты, но судорожно двигались под веками, как у человека во сне, губы чуть шевелились: он что-то шептал.
– Я здесь, Джерри, – вскрикнула мать, сжимая его руку. Глаза медленно открылись, осмотрели комнату и бессильно закрылись.
– Я это сделал, – прошептал Джерри.
Бобби взглянул на Бертона, тот кивнул и вышел. Бобби взял Франю за руку, и они опустились на колени у кровати.
– Да, папочка, – нежно сказал Бобби, – уж теперь ты законный гражданин космоса.
Отец снова открыл глаза и посмотрел прямо на него. В последний раз, понял Бобби.
– Все в порядке, Боб, – произнес Джерри, словно прочитав его мысли. – Это не конец. Это конец начала...
Франя разрыдалась. Бобби обнял ее.
Отец улыбнулся.
– Вы идите, дети, – сказал он. – Нам с мамой надо поговорить. Заботьтесь друг о друге. Я запомню вас такими, какие вы сейчас.
– Папа!..
– Пойдем, сестренка, пойдем, – сказал Бобби.
– Соня... У меня к тебе большая просьба, – прошептал Джерри. Его голос слабел с каждым словом, глаза опять закрылись.
– Да, дорогой, – отозвалась Соня, наклоняясь к нему. – Джерри! Джерри!
