Принято считать, что решение американского Конгресса финансировать промышленное изготовление основных элементов «Космокрепости Америка» – оборонительного ядерного щита – было актом коллективного безумия. Однако в безжалостном свете реальной политики американская точка зрения, возможно, выглядит иначе.
От кого собирается обороняться Америка? От Советского Союза, не составляющего военной угрозы? От миролюбивой и процветающей Объединенной Европы, переживающей экономический бум?
На этот вопрос, конечно, нет рационального ответа. Возможно, он просто неверно поставлен. Ибо только тот, кто спросит, чего хотят добиться американцы, возводя стапели для «Космокрепости Америка», – оставим в стороне неуклюжие официальные оправдания, – получит простой и ясный ответ.
Сооружая «Космокрепость», Соединенные Штаты вливают новую жизнь в свою оборонительную промышленность, без которой их и так уже расшатанная экономика может впасть в глубочайшую депрессию.
Сооружая «Космокрепость», американские политики овеществляют миллиарды, которые они десятилетиями вкладывали в разработку космической оборонной программы.
Сооружая «Космокрепость Америка», Соединенные Штаты дают понять латиноамериканским странам, что над Западным полушарием простирается американское могущество, что США готовы прибегнуть к любым интервенционистским акциям – никто не сможет и не осмелится выступить против Америки в ее собственной, ею самой провозглашенной сфере влияния.
Когда-то давно Михаил Горбачев посулил американцам ужасную вещь. Мы лишим вас врага, пообещал он – и выполнил обещание.
Теперь мы видим американский ответ. Лишившись врага, образ которого поддерживал их экономику и придавал смысл внешней политике на протяжении пяти с лишним десятилетий, правительство США просто- напросто поискало и нашло замену.
Если бы даже Объединенной Европы вкупе с Германией не существовало в природе, американцам пришлось бы выдумать нас, чтобы навязать нам роль врага. И в определенном смысле они нас на самом деле выдумали.
I
Свинцовый удар, протестующий визг резины по бетону, неприятный стон уставшего металла – старенький «Боинг-747» плюхнулся на взлетно-посадочную полосу. Взревел реверс, хлопнули, откинувшись, полдесятка крышек багажных отделений, расположенных над головами, и замигали световые табло.
Это был воистину ужасный перелет из Лос-Анджелеса – четырнадцать часов в воздушном скотовозе, с терморегуляцией, которая, кажется, давно забыла, как поддерживать постоянную температуру, с двумя еле теплыми, пресными обедами под унылый телевизор, с неработающей киноустановкой. Кресло весь полет не хотело откидываться, мерзкая вибрация шла от левого двигателя, но самолет каким-то образом осилил расстояние, и Джерри Рид оказался в Париже – во всяком случае, официально прибыл на французскую землю.
Для инженера, рожденного и воспитанного в Калифорнии, весь предыдущий заграничный опыт которого сводился к знакомству с проститутками в Тихуане, это был долгий путь, тем более если смотреть из Дауни [1].
Еще восемь недель назад Джерри планировал провести свой трехнедельный отпуск в горах Сьерра- Мадре, с рюкзаком за плечами. У него даже не было заграничного паспорта.
И вот теперь он на борту самолета, ползущего по рулежке к зданию аэропорта Шарль де Голль. Вздох огромного облегчения вырвался из груди Джерри – ему-таки удалось добраться до Европы, и рейс не отменили!
– ...Нет, ну конечно же, нет! Тут нет ничего незаконного, – уверял его тогда Андре Дойчер. – Худшее, что может случиться, – тебя просто не пустят в самолет.
Андре улыбался своей знаменитой улыбкой, пуская тонкую струйку дыма сигарой «Упманн», за десять ЭКЮ штука.
– Допустим, у тебя отберут паспорт за попытку выезда из страны, но ведь он тебе и не нужен в том месте, куда ты собирался поначалу, n'est-ce pas [2], Джерри?
– Верно, – с горечью признал Джерри. – Но если за это у меня отберут допуск, я, как и бедняга Роб, больше никогда не смогу работать в Программе.
– Роба раздавили, Джерри. Печально, но это факт, – холодно произнес Андре Дойчер. – А поскольку перед людьми, подобными Робу Посту, у вас двери больше не открывают, мы вправе относиться так же к американской космической программе...
– Но ведь наши тяжелые ракеты-носители, челноки, космосани, наша материально-техническая база... Все это не так уж отстает... – слабо запротестовал Джерри и тут же почувствовал, как уныло и глупо звучат эти слова.
– А тем временем Советы строят три космограда и летят на Марс, а мы создаем прототип космоплана...
– Когда политика здесь переменится, все, что даст нам опыт создания «Космокрепости Америка», – это...
– Джерри, Джерри... Принимаешь ты мое предложение или нет – дело твое, – проговорил Андре, уставив на него свои загадочные серо-зеленые глаза. – Для представителя ЕКА я и так сказал слишком много. Но не обманывай себя, как это делают все участники сегодняшней пьянки, разглядывая по утрам свои физиономии в зеркальцах для бритья. Подобное уже случилось – с Робом. Я бы не хотел, чтобы это произошло и с тобой. Прислушайся к словам нового друга, человека, который мечтал о том же, что и ты, и очень хорошо понимает, что это такое – иметь несчастье родиться в Америке, а не во Франции в эту историческую для нее эпоху. «Космокрепость Америка» – сама по себе проблема, а вовсе не решение. Роб в глубине души осознавал это, да-да, и думал, что сможет вести борьбу изнутри. Не попадайся на этом же.
Джерри познакомился с Андре Дойчером лишь три недели назад – встретил его на прошлой вечеринке у Роба Поста. Роб самолично представил Андре как инженера ЕКА, который приехал в отпуск в США, чтобы осмотреть достопримечательности и, для пущего удовольствия, повстречаться с американскими единомышленниками-«космиками».
