флейте – уловил, приятель?
– Господи, вы о чем?
– О своей профессии, конечно!
– О какой?
– Вставь-и-вынь, как говорится.
Номер почему-то не прошел.
– Ой, нет, никаких шлюх, – простонал мистер Джерри Рид.
– Эй, милок, ты не понял, – сказала Соня. – Я те не дерьмовая шлюха! Я в шоу-деле!
– Шоу? Какого сорта?
– В шоу-деле показывать свое дело, – ответила Соня. – На записи, понимаешь, телепорнуха. Жевать старого трахалу – моя специальность.
– Ты – порнозвезда?! – воскликнул он.
– Ну, пока еще не звезда, парень, – сказала Соня. – Потому-то я и здесь, в этой проклятой Лягушатии. Этот французский журналист наболтал дерьма-пирога, что устроит мне роли в Париже, но устроил только самого себя, а сейчас приволок меня на эту вечеринку и смылся со своими друзьями-лягушатниками пудрить свой драгоценный нос.
Соня схватила Джерри за руку и шлепнула его по заду.
– Что скажешь, если мы тоже смоемся, а, приятель? – предложила она. – Ты мне расскажешь о великом космосе, а я попробую заполнить твою трудовую пустоту. Это, понимаешь, лучше, чем выпендриваться в этом ящике.
Она видела, как он покрывается испариной, стараясь удержать свою челюсть на месте – чтобы она не отвисла до колен. Будь что будет – выиграешь, проиграешь или сведешь вничью, но забава становилась самым смешным из всех ее парижских развлечений.
Оказалось, что эта лондонская девица из простых хорошо говорит по-французски. Возможно, французам, с которыми она так свободно болтала – официантам, барменам, водителям такси, ее французский казался таким же чудным, как Джерри – ее английский. В этом было что-то унизительное: если порнодива Саманта справляется с языком, какого черта не может он? Она и город знала неплохо; по крайней мере, злачные места, в которых Джерри не приходилось бывать ни с Андре, ни с Николь. Она привела его в странный бар в проулке у Елисейских полей, где половина посетителей обоего пола была обрита наголо и имела на черепах замысловатые татуировки и бахала синтезаторная музыка в неоафриканском стиле.
– Зверинец зомби, милок, – сказала Саманта. – Сама такой была в Лондоне, у меня под волосами уродская морда ящерицы и еще Элвис на мохнатке.
– Не ты тянешь меня за штанину?
– Я? – Она сунула руку под стол и неожиданно дернула его за член. – Это не штанина, а что?
Саманта позволила ему один хороший поцелуй в такси, по пути к следующему прибежищу – ночному клубу в арабском стиле где-то на востоке города. Там они сидели на подушках, пили крепчайшее молочно- белое снадобье с лакричным привкусом. Девочка лет десяти исполняла танец живота – она вертела лобком дюймах в шести от носа Джерри. Саманта мягко положила его руку на внутреннюю сторону своего голого бедра.
Из арабского клуба они перешли в подвальный диско-дансинг с весьма подходящим названием «Лондон». Зал был отделан деревом и кожей, исполнялся старый панк-металл – семидесятые годы, если не древней, – и орудовали немолодые бармены в черных кожаных куртках, с крашеными ежиками или стрижками-мохаук и булавками, вколотыми в щеки. Выпивки – никакой, кроме крепкого пива и джина с тоником, а в воздухе висел такой плотный маслянистый туман, что Саманта могла и не заметить, какой Джерри никудышный танцор. Это она вытащила его потанцевать.
Когда они вернулись в бар, Саманта прижалась к Джерри всем телом, обняла его голой рукой и хрипло прошептала ему в ухо:
– Эй, паренек, не желаешь чего-нибудь по-настоящему грязного?
– Что ты имеешь в виду? – с готовностью отозвался Джерри.
– Не то, что думаешь, милок, нет пока, но не волнуйся, когда надо, свое получишь, ведь ты же не хочешь думать, что я – дешевка, а?
И она повезла его на площадь Пигаль.
– Самое блевотно-ужасное секс-шоу в веселом Париже, паренек, – объявила она в такси, – но каждый должен увидеть всё, как сказал себе викарий, встав голой жопой перед зеркалом.
Она не шутила. В непримечательном баре на пьедестале стояла клетка, в которой маленький песик трахал здоровенную кошку.
– Господи Иисусе! – воскликнул Джерри. – Глазам своим не верю!
– Занятная штучка, а?
– Как ты находишь такие места, Саманта?
– О, я таскаюсь в Париж лет с шестнадцати, с помощью большого пальца. От Дувра до Лягушатии рукой подать, из двери в дверь, дошло?
Джерри никогда об этом не думал, но Саманта была права. Лондон ближе к Парижу, чем Лос-Анджелес к Сан-Франциско, хотя они в разных странах и люди говорят на разных языках.
– Поэтому и научилась французскому?
