– Ты с ума сошел, Эмиль! – воскликнул Джерри. – Имея «Гранд Тур Наветт», мы сможем основать базу на Луне, колонию на Марсе, доберемся до астероидного кольца, до Юпитера, Титана...
– А чем мы, по-твоему, будем платить за все это, когда просадим все деньги за несколько лет на сам ГТН? – отрезал Лурад. – Как мы окупим такие гигантские затраты?
– Я об этом не подумал... – пробормотал Джерри.
– Зато в Страсбурге думали все эти годы! – резко сказал Лурад. – Лабренн не был против нашей программы. Как мог хоть один работник Агентства, всерьез интересующийся будущим космических исследований, остаться равнодушным? Но ни Лабренн, ни любой другой трезвомыслящий руководитель не отважился бы включить эту тему в бюджет, потому что все прекрасно знали – политики ее не оплатят.
– Но ты это сделал, Эмиль.
Лурад откинулся на спинку стула, сцепил руки на затылке и самодовольно улыбнулся.
– Это и мне бы не удалось, если б переговоры с русскими не зашли в тупик. Тут-то я и понял, что слияние общеевропейской и русской космических программ полностью меняет дело. Им ГТН подходит идеально. У них уже есть лунная научная база, которую они хотят превратить в настоящую колонию. Они уже побывали на Марсе и собираются устроить там постоянную базу. И мечтают добраться до Юпитера. И начали прикидывать, как переправлять лед – направленными ядерными взрывами с лун Юпитера на Марс, чтобы на нем стала возможна жизнь. У них все учтено. Имея «Гранд Тур», они покорят Солнечную систему.
– Ты и об этом говорил в Страсбурге? – воскликнул Джерри; голова у него шла кругом.
– Конечно, – сказал Лурад. – На следующей неделе вопрос о дополнительных ассигнованиях пройдет через Европейский парламент, под проект создадут особый фонд, а поскольку, спасибо тебе, предварительную проработку мы уже сделали, мы представим ее русским, так сказать, в качестве приданого. И если они хотят, чтобы свадьба состоялась, а они хотят этого, им придется пойти на финансирование по меньшей мере сорока процентов совместной космической программы, иначе ГТН так и останется в чертежах. Они поймут, что это наше последнее предложение, и им придется его принять.
– Господи... – простонал Джерри. Мечта его жизни вот-вот должна воплотиться в металле; откуда же это странное ощущение пустоты под ложечкой?
Эмиль подался вперед и с удивлением поглядел на него.
– В чем дело, Джерри? Мы мечтали об этом столько лет!
...Придуманные им челноки покоряют Солнечную систему, летят на Марс, Юпитер, Сатурн, растут лунные города, колония на Марсе, обо всем этом он мечтал, боролся за это, надеялся... Но...
– Ты хочешь отдать все это им? – воскликнул он.
– Кому – им? – простодушно спросил Эмиль.
– Долбаным русским!
Эмиль Лурад пристально поглядел на него.
– Ты что, Джерри, газет не читаешь? – сказал он. – Они – это мы, или вот-вот станут! Мы не собираемся выносить наши мелкие шовинистические дрязги в Солнечную систему, мы будем строить наше будущее вместе – как европейцы!
– Мы... – медленно повторил Джерри. – Как европейцы?
Лурад пожал плечами.
– Если угодно, как представители человечества. Джерри, ты сам первый, поверил в свою мечту и ради нее уехал из Америки, чтобы работать здесь! Неужто после всего, что тебе пришлось пережить, ты скажешь, что не хочешь поделиться своей мечтой с русскими накануне ее осуществления? Да ты женат на русской! Ты что, вспомнил, что ты янки, превратился в махрового шовиниста?
– Нет... – проговорил Джерри. – Конечно нет. Я на твоей стороне, Эмиль.
В эту минуту своего триумфа он не держал зла на русских, и ощущение, что он вот-вот расплачется, возникло вовсе не из-за них. Просто он вдруг осознал, что будет строить свои челноки и это положит начало великим космическим странствиям. Он представил себе чудесную перспективу и вновь ощутил вкус шоколадного мороженого, политого шоколадным сиропом, и вкус шоколада на шоколаде вызвал у него в памяти картину на телеэкране: бугристая лунная поверхность. И снова донеслись до него – сквозь все эти годы, сквозь космический вакуум и шум атмосферных помех – гордые слова: «“Игл” совершил посадку...»
Джерри знал: не за себя ему сейчас обидно до слез. Впервые с тех пор, как он покинул родные края, чтобы служить будущему, входящему сегодня в дверь. Он оплакивал в душе былую Америку.
– Ну как, Джерри? – спросил Эмиль Лурад и на миг стал прежним юным Эмилем, с дружеским участием глядящим на своего наставника. – Ты хочешь работать с нами?
– Конечно, хочу, Эмиль, – быстро ответил Джерри.
И у меня есть на то причины, подумал он, которых тебе, европейцу, до конца не понять.
– Хорошо, – сказал Эмиль. – Без тебя было бы совсем не то.
Перед Джерри снова был директор. Эмиль Лурад нажал на кнопку переговорного устройства, голос его зазвучал бодро:
– Пригласите сюда Патриса Корно.
Джерри встал, чтобы поздороваться с Патрисом, и тот по-французски расцеловал его в обе щеки; это европейское приветствие уже не смущало Джерри, по крайней мере, когда его приветствовал не случайный знакомый, а старый приятель. Корно с давних пор был одним из «космических фанатов»: под началом Джерри он начинал как инженер-испытатель, потом вместе с ним готовил головные образцы, после чего резко пошел вверх. Когда-то это был высокий, угловатый, неряшливо одетый юнец с копной нечесаных черных волос и обоймой авторучек в нагрудном кармане. Теперь он стал ассистентом руководителя проекта «Спейсвилль», тронутые сединой волосы были аккуратно уложены, элегантный зеленовато-оливковый
