– Я понимаю, что тебе нынче приходится туго, Джерри, – ответил Корно. – Но в конце концов идет только организационная стадия, сейчас для тебя очень мало работы. Когда перейдем к реальной разработке, все будет иначе.
– Ты уверен, Патрис?
– Bien s?r! [63]
– Но этот самый Штайнхольц надо мной останется?
– Ах, ты забываешь, что твоя должность консультанта – фикция! Развернем настоящее дело, и ты будешь работать непосредственно со мной, по всем темам!
– А Вельников разрешит?
– Во главе проекта все-таки я, а не Вельников! – заявил Корно, но прозвучало это как-то неубедительно. – Может, он и... со связями, как говорят в Москве, но руководитель проекта я! – Он поджал губы. – Впрочем...
– Что «впрочем»?
Корно пожал плечами.
– Из-за нынешней нелюбви к американцам становится нелегко противостоять политическому нажиму – меня заставляют идти на уступки Вельникову. А самым разумным, по-моему, было бы опередить его, а? Допустим, ты сам отойдешь от активной работы в проекте и позаботишься, чтобы все об этом знали...
– Здорово придумано! – хмыкнул Джерри. – Даешь мне бритву и просишь, чтоб я перерезал собственную глотку.
– Да нет же, это вовсе не так, Джерри, – хмуро возразил Корно. – Мне, право, жаль, что ты так это понял. По крайней мере, подумай над этим.
На том разговор и кончился – при полной неопределенности. Но Джерри «подумал над этим». Потом еще раз подумал, и еще, и еще.
Тут пахло той подлой чиновничьей кухней, которую он так ненавидел и в которой так хорошо разбиралась Соня. Но ей он обо всем этом и не заикнется. Он знает, что от нее можно услышать: надо, мол, покориться неизбежному, прикрыть свой зад, по меньшей мере избавиться от парочки темных пятен в этой, как ее там, – характеристике. Или еще хуже: пользуясь тем, что благодаря грандиозной махинации с ценными бумагами они с Пашиковым находятся у Москвы на прекрасном счету, Соня может попробовать воздействовать на Мельникова, и он, возможно, отступит, почувствовав давление «Красной Звезды». Но это значило подключить к делу красавчика Пашикова, и страшно подумать, чего тот может потребовать в уплату. Хотя разум и подсказывал Джерри, что догадки о любовной связи жены с Пашиковым – чистый бред, стоило ему представить, что придется просить через нее милости у этого сукина сына, как все внутри переворачивалось.
А сегодня вечером еще и Бобби...
...Соня вышла из кухни с кислой миной и большим деревянным подносом. На нем блюдо жареного лосося с картофелем и чашка соуса по-голландски. Поставила поднос, разложила еду по тарелкам, снова оставив тарелку Бобби пустой.
«Где он, черт возьми? – думал Джерри. – Говорил я ему, держись ближе к дому из-за всей этой антиамериканской...»
– Мама, рыба сухая, как картон, – застонала Франя.
– Ну что ж, полей ее этим голландским...
Входная дверь открылась и с грохотом захлопнулась. Бобби протопал по коридору в столовую.
– Бобби! – вскрикнула Соня.
Он был в рубашке, без куртки. На штанах у него засохло нечто, смахивающее на дерьмо, волосы с одного боку залеплены, кажется, тем же самым. И ботинки забрызганы чем-то очень похожим на блевотину.
– Где ты был, Бобби? – спросил Джерри. – Что это с тобой стряслось?
Бобби глупо улыбнулся. Выудил что-то из заднего кармана брюк и поднял вверх, словно талисман.
– Я... это... ходил в американское посольство за своим паспортом, – сказал он. – И... это... попал в демонстрацию...
– Ты попал в стычку у американского посольства! – воскликнула Соня, не зная, сердиться или радоваться.
– В какую стычку? – спросил Джерри.
– Ты что, не знаешь? – Бобби даже ухмыльнулся.
– У американского посольства была мирная демонстрация, – вмешалась Соня, – но гринго включили свои нейронные облучатели и превратили ее в...
– Брехня! – воскликнул Бобби. – Они перли на ограду, они швырялись дерьмом с кровью, и бутылками, и камнями, и морские пехотинцы были просто вынуждены...
– Я слышала последние известия!
– Я был там, а ты нет!
– Что ж, тебе наверняка там понравилось! – вступил в дискуссию Джерри.
– Перестаньте, оба! – закричала Соня. – Роберт, сейчас же иди под душ! Поговорим, когда вернешь себе человеческий облик!
– То есть лет через сто! – предположила его сестра.
