ждали так же с полной готовностью мобилизации мужского населения в армию (большевики не успели провести мобилизацию полностью); сотни заявлений о приеме добровольцев посылались в ортскомендатуру (местную комендатуру —
Но и те, и другие, и третьи по своей сути были не освободителями, а захватчиками. Выразилось это сразу же в повальных грабежах продовольственных запасов населения. Немецкие войска в России постоянно испытывали нужду в продовольствии, а в первую военную зиму и в теплой одежде. Вышедший из немецкого тыла коммунист Борис Васильевич Желваков на допросе 9 февраля 1942 года по этому поводу давал показания: «Питание немцев состояло из маленькой черствой буханки хлеба на три дня, два раза несладкий кофе, один раз суп, который они едят без хлеба… Немцам выдавали сладости в небольшой дозе, заставляли колхозников варить им картофель, который с жадностью собаки пожирали». Солдаты тащили у крестьян все, начиная от домашней птицы и прочей живности и кончая овощами, мукой и зерном. Это не добавляло у населения симпатий к оккупантам. В середине 1942 года только незначительное меньшинство населения, запятнавшее себя сотрудничеством с оккупантами, было настроено пронемецки. Остальная часть, затаив вражду, заняла выжидательную позицию. Людям нужен был незначительный толчок, чтобы они поднялись на массовую вооруженную борьбу. И их на это толкнули партизаны и направленные из-за линии фронта отряды спецназа НКВД.
Была и другая категория людей, которые родились, выросли при советской власти и ею же были воспитаны. Эти несовершеннолетние подростки и молодые люди в возрасте до 20 лет в большинстве своем составили костяк партизанских отрядов. После войны некоторых партизанских командиров упрекали в том, что они брали в отряды даже 13-14-летних мальчишек и девчонок. Те, кто упрекал, не понимали того, что в лесу им было легче уцелеть. Они были рядом со взрослыми, ими командовали люди, прошедшие соответствующую подготовку. Только вооружены эти мальчишки и девчонки были не по-детски. Да и в лес они уходили очень легко, не обремененные семьями. Смерти они по малолетству не боялись, чужие жизни ценить еще не научились, а чтобы увести их в лес, необходим был минимум агитации. Да и агитировать за советскую власть их было не нужно. При ней они родились, ею были взрощены. Поэтому убивали врагов и их пособников не только потому, что они незваными пришли на нашу землю, но и из идейных соображений. Опасней всего для немцев были именно такие маленькие партизаны. Они воевали за идею. В лесу они столкнулись с настоящей взрослой жизнью. Постоянно уходя от преследования карателей, превратились в лесных зверенышей. Они владели оружием и ненавистью к оккупантам. И к тем, кто не принадлежал к их партизанской среде, в том числе и к жителям, которые хотели отсидеться до освобождения, укрываясь от невзгод войны за спинами солдат вражеских гарнизонов, относились с величайшим презрением. Посылая таких на задание, командир был уверен, что задание будет выполнено. И горе было тому немцу или полицаю, который вставал у такого подростка на пути.
Немцы в первые дни войны, надеясь на ее быстрое окончание, мало заботились о жителях. Г. Геринг, выступая 16 сентября 1941 года перед чинами военно-хозяйственного управления, говорил: «Ясно, что градация в снабжении продовольствием необходима. Сначала идут действующие войска, затем другие войска во вражеской стране и местные вооруженные формирования. Соответственно этому устанавливаются нормы питания. Затем снабжается немецкое гражданское население и лишь потом — местное население оккупированных районов. Обеспечиваться продовольствием в занятых областях должны только те, кто работает на нас». Исходя из этого, на немцев должны были работать все. Кто не хотел, к тем применялись меры принуждения. Да и сама жизнь заставляла работать, иначе человек погибал от голода, особенно в городе, где он не имел подсобного хозяйства. В первые дни оккупации все, кто не имел постоянной должности, были мобилизованы на общественные работы: разбирать завалы, засыпать воронки, траншеи и окопы, хоронить погибших красноармейцев.
Сейчас принято считать, что к концу лета 1941 года в плен попало от 3 до 4 миллионов красноармейцев. Но почему-то никто не обращает внимания на то, что в Красной армии не было такого количества военнослужащих на всех фронтах, вместе взятых, ни в начале войны, ни через два месяца, даже с учетом всех мобилизованных в ее ряды. Поэтому данные о количестве пленных, скорее всего, взяты из немецких источников. Дело в том, что немцы считали пленными всех мужчин призывного возраста, независимо от того, был он призван в армию или нет. Вот эти оставшиеся на захваченной территории и фактически плененные люди вынуждены были идти на сотрудничество с властями. Я не хочу обидеть или заподозрить в чем-то людей, в силу обстоятельств оказавшихся в оккупации. То, что человек не успел мобилизоваться в армию или эвакуироваться в тыл, еще не означало, что он сотрудничал с гестапо или выдавал партизан. Но чтобы не сдохнуть с голоду и сохранить свои семьи, абсолютное большинство людей оставались на своих довоенных рабочих местах… В то же время, работая в колхозах или на предприятиях, получая заработную плату или паек от немецких властей, люди невольно сотрудничали с оккупантами и трудились уже не на свою страну, а на Германию и ее военную машину. Вряд ли у кого-то повернется язык осуждать этих людей. Чтобы получить право на осуждение, нужно было самому оказаться в их шкуре. Да и после войны ни один из них не был осужден за косвенное сотрудничество с оккупантами. Однако после войны и до недавнего времени в анкетах была графа: «Был ли на оккупированной территории?» Если был, значит, подозревался в сотрудничестве с оккупантами и при поступлении на госслужбу или на работу, связанную с режимом секретности, подлежал тщательной проверке.
В летнюю страду 1941 года все население, несмотря на приход оккупантов, продолжало трудиться на колхозных полях. Себежский и Идрицкий районы в это время полнились слухами, которые распускали немцы и их пособники, о том, что пал Ленинград, немцы у Москвы или уже взяли ее. Косвенно подтверждали эту информацию огромные колонны пленных бойцов и командиров Красной армии, которых немцы гнали под конвоем солдат со служебными собаками к местам погрузки в эшелоны на железнодорожной станции в Себеже, в концлагеря Пскова и Острова. Пленных немцы совершенно не кормили. Некоторые из них, обессилев, падали. Их бил конвой, а тех, кто не мог встать, немецкие солдаты пристреливали и оставляли на обочинах дорог. Впереди и сзади колонна пленных, как правило, сопровождалась двумя грузовыми машинами, в которых по очереди отдыхали солдаты конвоя и овчарки.
У населения отсутствовала даже скудная правдивая информация о положении на фронте и в стране. Активно проводимая немцами пропаганда сеяла смятение в душах людей, вызывала желание встать на путь сотрудничества с ними. Немцы прекрасно понимали, что одним им не удержать людей в повиновении, не выполнить задачи по колонизации и онемечиванию захваченных территорий. Они изо всех сил старались завербовать себе на работу верных слуг, привлечь к установлению «нового порядка» население. Этим они решали еще одну задачу: хотели развязать на оккупированной территории гражданскую войну. До сих пор на Западе нашу партизанскую войну против пособников оккупантов и различного рода предателей пытаются представить как гражданскую.
Немцы понимали важное стратегическое положение Идрицкого и Себежского районов, где пересекались важнейшие транспортные магистрали. Оккупанты умело использовали густую дорожную сеть, направляя к Ленинграду и Москве, где проходила линия фронта, потоки войск и грузов, прилагая максимум усилий к защите этих транспортных артерий от партизанских диверсий. Для этого на окраинах Себежа и Идрицы ими были размещены крупные склады оружия, военного имущества и продовольствия. Фашисты густо поставили свои гарнизоны охранных войск в деревнях вдоль полотна железной дороги Новосокольники — Себеж и шоссе Рига — Москва и Полоцк — Ленинград. Полотно железной дороги контролировалось пешими патрулями, которые обстреливали его в ночное время трассирующими пулями и освещали осветительными ракетами. В железнодорожных будках путейцев немцы расположили посты охраны. С продвижением войск вермахта на восток в Себеж и Идрицу начали прибывать на постоянную дислокацию охранные части. В Себеже они разместились на станции, в школе и в военных городках в деревне Эпимахово и поселке Идрица. Была налажена работа хозяйственных комендатур. В военном городке Красной армии в поселке Идрица размещались штабы и солдаты 2-го и 3-го батальонов 9-го охранного полка 281-й охранной дивизии, батальон кавалерии. В военном городке, тщательно охраняемом и обнесенном несколькими рядами
