Оставаться спиной к опасности он дольше не мог и резко повернулся. Метрах в трех от него, в воде, неподвижно стояла рыба с широкой плоской мордой. Ее маленькие глаза, посаженные не сбоку, как у всех рыб, а спереди, на лоб, неподвижно смотрели на Виктора; пасть рыбы была приоткрыта, и Виктор отчетливо увидел два ряда острых зубов; какой длины рыба — Виктор определить не мог, но ему показалось, что она очень большая. Виктору хотелось крикнуть, позвать на помощь, но он боялся шевельнуться, словно загипнотизированный ее взглядом. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы осмелиться на стремительный рывок в сторону рыбы. Он попытался ткнуть ее ножом, но не достал: слегка шевельнув плавниками, рыба отплыла метра на два и остановилась. Тогда Виктор снова бросился на нее, и рыба опять отплыла и остановилась. Виктор мог поклясться, что перед ним — сознательное, с осмысленным взглядом существо, что это не рыба, а какое-то разумное подводное чудовище…
Теперь Виктор не прижимался спиной к скале, и рыба изменила тактику: она стала описывать вокруг него круги, постепенно сужая их и готовясь к нападению. Виктор разглядел рыбу очень хорошо. Длина ее наверняка превышала три метра, но было в ней что-то такое, что отличало ее от всех других рыб, когда- либо виденных Виктором. Он не мог понять, что именно, и это злило, пугало его. Он еще раз бросился на рыбу, но она, вновь отплыла, круги ее стали шире. Виктор едва подавил в себе желание всплыть на поверхность: тогда он оказался бы совершенно беззащитен. Он почти физически ощутил, как рыбьи зубы впиваются ему в живот… Рыба снова начала уменьшать круги, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы сверху неожиданно не приплыл Денни Уилкинс. Заметив его, рыба мгновенно исчезла.
Денни Уилкинс знаками пытался выяснить, что случилось, но Виктор от пережитого страха почти лишился сил и, не вступая в объяснения, поплыл к берегу.
Оказалось, что Шатков и Безликов уже выбрались на сушу и сидели, склонившись над баночками. Ноги Виктора подгибались. Он сделал несколько шагов и упал на песок.
— Что с вами? — спросил Шатков, запихивая пинцетом в баночку какое-то животное.
— Рыба, — только и смог сказать Виктор; он сообразил, что оставался под водою один, и от этого ему стало еще страшнее.
Толстенький Шатков подскочил, как на пружинах.
— Не может быть!
— Рыба, — повторил Виктор.
— Где?!
Виктор показал рукой на воду, и Шатков, забыв про баночки, рысью бросился к морю.
— Стойте! Там же не карась! Акула или что-то в этом роде! — крикнул Виктор.
— Хоть сто акул! Голубчик, вы ничего не понимаете!
Шатков, а следом за ним и Денни Уилкинс исчезли под водой. Тогда Виктор встал и тоже пошел в море. Он оттолкнулся от грунта, поплыл и вдруг представил себе, что рыба сейчас внизу, под ним. Страх, уже раз испытанный им, заставил его нырнуть. Он увидел Шаткова и Денни Уилкинса. Они стояли как раз на том месте, с которого Виктор заметил рыбу. Когда он под плыл, Шатков, энергично жестикулируя, двинулся к нему. Виктор видел, как шевелятся брови астрозоолога, словно они повторяли движения губ, но ничего не понимал. Шатков схватил Виктора за руку, и тогда тот сообразил, что астрозоолог требует показать ему рыбу.
— Вы обязаны были схватить рыбу и вытащить! — заявил он Виктору, едва они выбрались на сушу.
— Схватить! Она меня чуть не схватила! Странная она была. Я даже думаю, что это не рыба, а какой-нибудь подводный человек…
— Это тебе с перепугу показалось, — улыбнулся Батыгин, внимательно прислушивавшийся к разговору.
— Правда, странная, — повторил Виктор. — Вот: на ней вместо чешуи были какие-то пластинки!
— Панцирная рыба! — застонал Шатков. — Упустить панцирную рыбу! Да еще в океане!
— На суше я бы ее не упустил!
— На суше… Э-эх, такую рыбу… Вы ничего не понимаете! — у Шаткова чуть ли не слезы стояли в глазах. — Боже мой, чему вас только учили? Ведь существует почти общепринятая теория речного происхождения рыб! Очень многие палеозоологи считают, что рыбы сначала появились в реках, а потом уж заселили моря и океаны.
— Ну, это спорно, — сказал Батыгин.
— Спорно! — вскричал Шатков. — А вы знаете, что все найденные рыбы силурийского возраста — пресноводные? В начале следующего периода, в нижнем девоне, только двадцать три процента рыб были морскими, а в верхнем девоне — уже семьдесят один процент!
— Да, но вы должны помнить и другое, — проявляя неожиданные познания в ихтиологии, вступил в спор Батыгин. — Вы должны помнить, что неизвестно ни одного пресноводного животного прошлых геологических эпох, которое хоть отдаленно напоминало бы предка рыбы! Я все-таки думаю, что рыбы морского происхождения, именно происхождения. Вполне возможно, что перворыбы, переселившись в реки, развились там, окрепли, а потом вновь заселили моря.
— А я почему возмущаюсь?.. Мы же могли сейчас иметь такую перворыбу!
— Откуда вы знаете, что в реках Венеры нет рыб? — спросил Виктор. — Может быть, реки кишат ими, а в море живет только несколько заблудших.
— Вы умница! — воскликнул астрозоолог. — Мы это немедленно проверим!
— Вечереет уже…
— Тем лучше, что вечереет, — сказал Денни Уилкинс. — Можно устроить ночную рыбную ловлю со светом. Уж если есть рыбы в реках или в море, то на свет они сбегутся, будьте уверены.
— Неплохая мысль! — поддержал Батыгин. — Но в таком случае нужно отдохнуть. — Пойдемте в домик. Там хоть можно снять баллоны и маски.
Все согласились с ним и, забрав драгоценные находки Шаткова, пошли к Землеграду.
Денни Уилкинс, тащивший в обеих руках баночки, догнал Виктора.
— Перепугался ты? — усмехнулся он.
— Перепугался, — честно признался Виктор.
— Мы вылезли на берег, а тебя нет. Я полез обратно в воду, плыву и вижу — около тебя какое-то бревно кружится… Страшенная рыба, ничего не скажешь.
— Я не потому испугался, что она большая и зубастая. Понимаешь, стою лицом к скале и вдруг чувствую, что кто-то смотрит на меня. Думаю — не может быть, но чувствую — смотрит!
— Да, взгляд всегда чувствуется, — согласился Денни Уилкинс. — Иной раз стоишь, затерявшись в толпе, или даже идешь по пустой улице и чувствуешь чей-то пристальный взгляд…
— Почему это, Николай Федорович? — спросил Виктор.
— Существует психическая энергия, передающаяся на расстояние… Или вот материальные и идеальные явления, — сказал Батыгин, и тут Безликов перебил его.
— Материя первична, сознание — вторично! — бодро вскричал он. — Бытие определяет сознание!
— Ну а дальше? — прервал его Батыгин. — Дальше что?
Безликов ничего не понимал.
— Мы знаем, что существуют материальные явления и порожденные ими идеальные: мысли, образы, ощущения. Ну а дальше-то что?.. Уж больше ста лет твердим мы эту азбучную истину! А что вы можете рассказать нам об идеальных явлениях?
Перед мысленным взором Безликова в бешеном темпе замелькали страницы прочитанных сочинений. Неужели авторы обошли этот вопрос?.. Увы, обошли. И Безликов сник, застеснялся. Спрятав портфель за спину, он начал понемножку отставать.
— Вот видите, — сказал Батыгин. — Признаем существование в мире и материальных и идеальных явлений. Но вся наша наука почему-то до недавнего времени изучала лишь материальные или в лучшем случае процессы, вызывающие ощущения, мысли. Но если идеальные явления существуют, значит, у них есть свои природные свойства, свои особые формы движения, значит, они могут, должны изучаться именно с этой, природной точки зрения. Теперь это осознано, и новая наука — идеальнология — уже оформилась в своеобразную отрасль знаний.
