Но и она была охвачена теми же чувствами. Ее широко раскрытые глаза безотрывно смотрели в его глаза, они раскачивались в снегу все сильнее и сильнее.
— Слава Богу, что на мне шуба, — простонала она. — Дом…
— Я знаю…
И вот настал этот момент, обжигающий холодом, обдающий жаром, влажный, яростный, яркий и темный. Дом лежал на ней, тяжело дыша.
— Я никогда не забуду этого, — сказал он наконец.
Смеясь, они привели в порядок одежду. Может быть, это не так уж и плохо — жениться на Тони.
ГЛАВА 14
В день Святого Валентина Сьюзан и Пенни снова направились в Нью-Йорк. Сьюзан хотелось, чтобы Пенни побывала в Метрополитен-музее. Еще Сьюзан надо было поговорить с Тони относительно новых клиентов.
Они планировали поехать туда только на один день и вернуться поездом после раннего ужина с Джастином Грумом. Была пятница, и Пенни отпросилась в школе. На ней были белая блузка и красный шерстяной кардиган, черная вельветовая юбка-миди и полуботинки на низком каблуке. Пенни никогда не чувствовала себя полностью свободной в новой одежде, которую ей покупала Сьюзан, но носила ее из благодарности. Сама же она все еще предпочитала джинсы.
Они провели утро в Метрополитен-музее, дойдя до него пешком через Центральный парк. Глаза Пенни расширились от удивления, когда они шли по огромным залам, каждый из которых был заполнен восхитительными и завораживающими вещами. Когда Пенни уже не могла воспринимать увиденное, они взяли такси и поехали обедать в ресторан «Энрикос» на Лексингтон-авеню. Ресторан был длинным, узким и шумным, в нем витали восхитительные ароматы. Они заказали шницель под соусом по-римски и итальянский салат, а завершили все крохотными чашечками самого горького и черного кофе, какой Пенни когда-либо пила.
— Теперь я оставлю тебя, — сказала Сьюзан, подкрашивая губы. — Можешь сама походить по магазинам и галереям. У тебя есть около двух часов, но только не потеряйся. Давай встретимся в галерее «Прескотт» в четыре тридцать. Это на углу 45-й улицы и Мэдисон-авеню. А пока хорошенько погуляй.
Взволнованная тем, что оказалась одна в большом городе, Пенни прошла по Мэдисон-авеню до 79-й улицы. Она заходила в магазины, примеряла платья, разглядывала витрины антикварных лавок. Она звонила в колокольчик у тщательно прикрытых дверей маленьких картинных галерей, удивляясь тому, что у нее хватает для этого смелости. Больше всего ей нравились светлые реалистические картины кисти ее современников. Она должна все запомнить и рассказать Сьюзан.
Было только четыре часа, когда Пенни добралась до галереи «Прескотт». Сьюзан еще не было. Усталая, но все еще жаждущая впитать в себя как можно больше, Пенни бродила по галерее. Там проходила выставка африканской скульптуры. «Больше Пикассо, чем сам Пикассо», — говорили о ней критики. Ряды масок взирали на Пенни с блестящих белых стен. От этой экспозиции ей стало не по себе. Все было слишком странным. Потемневшие фигуры с круглыми животами внушали скорее отвращение, чем страх.
Пенни нашла скамейку и села. Четыре двадцать. Она надеялась, что Сьюзан не опоздает.
Четыре тридцать. Пенни услышала, как пространство зала заполнил внушительный голос Джастина Грума. Звучный и радушный, это был голос отца семейства, пытающегося играть роль Деда Мороза. Пенни приободрилась в надежде, что Сьюзан пришла вместе с ним. Однако когда Джастин нашел ее, он был один.
— Я думаю купить одну из этих масок, — сказал он вместо приветствия. — Есть какие-нибудь предложения?
— Нет… Вообще-то они мне не понравились.
— Но они же великолепны. Взгляни вот на эту. — Он указал на вырезанное из черного дерева причудливое лицо с жуткими расширенными глазами и таким ртом, что можно было подумать, будто маска кричит.
— Да, хороша. А откуда вы узнали, что я буду здесь? И где Сьюзан?
Грум улыбнулся.
— Тебе нравится? Тогда я покупаю ее.
— Мне она совсем не нравится.
— Мы отвезем ее ко мне в квартиру, и ты покажешь, куда, по-твоему, мне следует ее повесить.
Он подошел к женщине, сидевшей за столиком в глубине зала, и заговорил с ней.
— Обычно мы не распродаем экспонаты, пока не закончится выставка, господин конгрессмен, — сказала она. — Но если вы настаиваете…
— Конечно, настаиваю, — величественно произнес Джастин Грум, но тут заметил выражение лица Пенни и нахмурился. — Что тут смешного?
— Может быть, вы еще раз подумаете? Здесь это, наверное, самая дорогая вещь.
Грум безразлично пожал плечами. Когда сокровище было упаковано, Пенни снова спросила:
— Как вы узнали, что я буду здесь?
— Сьюзан сказала мне. Я оставил ее в офисе уладить некоторые вопросы с Марианной. Тони сейчас нет: она уехала на уик-энд в Лос-Анджелес.
Они вышли на улицу. Шофер распахнул дверцу ожидавшего их лимузина. Джастин положил упакованную маску Пенни на колени.
— Хочу показать тебе кое-что в моей квартире. Мне прислал это один из друзей. Думаю купить эту вещь для музея Норткилла. Мне хотелось бы услышать, что ты о ней скажешь.
— Я мало что понимаю в искусстве.
— Ну, значит, оценишь это свежим взглядом.
Квартира, в которой не было, как в прошлый раз, многочисленных гостей, выглядела неприветливо. От ее пустоты Пенни стало не по себе.
— А Сьюзан придет сюда?
— Да. Не хочешь снять жакет? Я его здесь повешу. Что-нибудь выпьешь?
— Нет.
Он все-таки сделал ей клубничный коктейль, заявив, что это его собственное изобретение. Потом из стоявшего на кофейном столике инкрустированного деревянного ящичка Грум взял сигару и закурил.
— Что вы собирались мне показать? — спросила Пенни.
— Я покажу тебе эту вещь через пару минут. Пока посиди и расслабься. Расскажи мне, как ты провела сегодняшний день, куда ходила?
— В Метрополитен-музей. — Пенни по-прежнему стояла.
— И что ты там видела?
— Произведения искусства.
Джастин подтолкнул к ней кресло. Хромированная сталь проскрежетала по каменному полу. Пенни поморщилась.
— Что-нибудь понравилось тебе там особо?
— Нет.
Пенни почувствовала, как большой холодный палец Джастина провел по ее шее.
— Ты несколько груба, — пробормотал он.
Пенни поспешно отступила.
— Вы собирались мне что-то показать?
— Конечно. — Он самодовольно кивнул и положил в пепельницу дымившуюся сигару.
Новая скульптура, которую он приобрел, представляла собой крест, сделанный из меди, бронзы и железа. В центре креста была распята полуабстрактная обнаженная женщина. Вид ее вызвал у Пенни отвращение.