потеряла бы тебя тоже. Если бы она винила тебя, вы бы расстались, и это было бы для нее невыносимо. Она ведь уже потеряла сына, неужели не понимаешь? Ей не хочется потерять семью. Она тебя любит!
— Она меня потеряла, — с горечью проговорил он. — Я к ней уже не вернусь. Она теперь слишком хорошая, а я слишком плохой. Она спешит на чтения Библии, а я — в холостяцкую квартиру утолять свою похоть. Мы слишком отдалились друг от друга, а Эллен застряла где-то посередине. Пути назад уже нет.
— Нет, есть, — не унималась я. — Всегда можно найти золотую середину. Назначь ей встречу здесь, Чарли, поговори с ней, скажи ей то, что говорил мне. Поговори с ней о ее набожности, о том, как в сравнении с ней ты чувствуешь себя грязным и бесчестным, что тебе от этого только хуже — расскажи ей об этом! Поговори с ней о вере, о других женщинах в твоей жизни — спорим, ты ей никогда ни о чем не рассказывал.
Он покачал головой.
— Мы даже не будем знать, с чего начать, — печально проговорил он. — Все это слишком затянулось. Придется разгребать слишком много дерьма.
— Но вам придется все это разгрести ради Эллен. Он вздохнул. Казалось, этот вздох исходит из самых глубин его души.
— Эллен. — Его лицо исказилось от горя, задергалось, он пытался совладать с собой. Наконец он заговорил. — Она хочет завести еще ребенка, — сказал он бесстрастным тоном. — Я точно знаю. Может, даже двоих.
— Вот видишь? — Я повернулась к нему, взяла его руки и крепко их сжала. — Почему бы и нет? Брось, Чарли, прошло четыре года, уже самое время!
— Я боюсь, Люси. То, что случилось с Ником… То, что я сделал с Ником… Не знаю. — Он выдернул руки. У него был усталый вид. Я увидела бессилие в его глазах, они стали пустыми. — Как я могу завести еще одного ребенка? Как я смею это сделать? И именно поэтому мне помогают другие женщины. Ведь тогда она не может от меня забеременеть. Тогда я не буду ее обременять. — Он как-то странно, украдкой улыбнулся, глядя в кружку.
Я опять растерялась. Как будто ступила на зыбучие пески. Я даже не знала, что ответить. Он резко поднял голову.
— И кстати, с нашей сексуальной жизнью все в порядке. У нас с Мирандой был просто потрясающий секс — раньше. И чудесный брак, все так говорили. Все твердили, как нам повезло. Я был от нее без ума, любил ее больше всего на свете.
— Конечно, — кивнула я, — я понимаю, о чем ты говоришь, Чарли, у меня тоже была такая любовь, и я бы все отдала, чтобы получить ее обратно. Чтобы Нед вернулся. И знаешь, ведь ты можешь вернуть свою любовь. Если бы я была на твоем месте, я бы сделала все возможное, чтобы ее вернуть!
— Да, но тебе легко говорить, ты же никого не убивала. Я посмотрела на него и глубоко вздохнула.
— Откуда ты знаешь?
— Что?
— Я сказала — откуда ты знаешь?
Он растерянно уставился на меня.
— Чарли, то, что я сейчас скажу, я прежде говорила только одному человеку. Одной живой душе. Потому что… потому что никому от этого лучше не станет. Особенно мне. Но тебе, может быть, это поможет. Видишь ли, я лично считаю, что это я убила своего мужа, Неда.
Он нахмурил брови и выпятил подбородок.
— Что?
Я облизнула губы и засомневалась, смогу ли договорить до конца. Закончить то, что начала. Заставить себя выговорить эти слова.
— Но погоди-ка, ты же вроде говорила, что он погиб в автокатастрофе, пока ты рожала?
Я кивнула.
— Это так. Но когда это случилось, он разговаривал по мобильному. Разговаривал со мной. Я ему позвонила, когда лежала в больнице, скрючившись от боли. Я терпела схватки, и мне было так обидно, что я совсем одна, что он не рядом! Я ненавидела его за это. Я знала, что Нед сидит в темной монтажной и пытается от меня скрыться, оттянуть тот момент, когда придется ехать в больницу. Поэтому я схватила телефон и набрала его номер. Я застала его в машине, как раз когда он выезжал из Сохо. Я орала на него, пока он ехал… «Ты что, с ума сошел, Нед? А ну быстро приезжай сюда! Я здесь рожаю твоего проклятого ребенка, черт возьми!» — При воспоминании об этом к горлу подступили слезы. Я подняла глаза к потолку, чтобы успокоиться.
— Тогда он и разбился? Ты слышала, как это было?
— Да. И нет, — ответила я, отчаянно моргая и медленно опуская глаза вниз. — Я… я ведь тогда была в истерике, почти ничего не соображала. Просто услышала какой-то грохот, а потом на линии наступила тишина. Я тогда не думала, что это мой муж разбился, а его машина горит. Я подумала, что отключился телефон! Я даже попробовала перезвонить. И даже не вспомнила об этом, когда пришли мои родители и сказали, что произошло. Водитель грузовика сообщил, что Нед разговаривал по телефону. Прошло много часов, много дней, прежде чем я осознала. Тогда все кусочки головоломки сошлись воедино. Разве ты не понимаешь, Чарли? Это я его убила. Если бы он не отвлекся, если бы держался за руль двумя руками, если бы не разговаривал со мной, не пытался меня успокоить — меня, бившуюся в истерике и ни черта не соображавшую, — он бы тогда увидел тот грузовик. И легко завернул бы за угол. Он бы был сейчас здесь, со мной!
Чарли пристально посмотрел на меня. И наконец покачал головой.
— Нельзя так говорить. И нельзя так себя мучить.
— Я и не мучаю, — прошептала я, наклоняясь вперед. — По крайней мере, не очень часто. В этом мой секрет. Конечно, когда мне было очень плохо, я иногда страшно грызла себя, но все же это бывало лишь временами. И не в ущерб моей семье. Лишь однажды, когда я напилась и стала убиваться, я призналась в своих мучениях одному другу. Потому что, Чарли, это все равно что нажимать на кнопку саморазрушения, не говоря уж о том, что это причиняет боль людям, которых ты любишь! Чарли, ты же любишь Миранду и Эллен, не говори, что это не так. Перестань вести себя как идиот, возвращайся к ним! Спаси свою семью. Не надо прятаться в постелях чужих женщин, стань снова семьянином, заведите еще детей… Ты же ни в чем не виноват! — Я смотрела на него, и мне хотелось, чтобы мои слова отпечатались у него в мозгу. — Ты же не видел Ника! Иначе не стал бы нестись так быстро, правда? Разве ты не понимаешь? Несчастные случаи происходят, они трагичны, и ничего с этим поделать нельзя. С людьми постоянно случается что-то плохое, но это вовсе не значит, что мы вдруг ни с того ни с сего становимся плохими! Это не значит, что ты — плохой человек!
Чарли ничего не ответил. Мы все еще смотрели друг другу в глаза, потом он отвел взгляд.
— Ладно, если никакие уговоры на тебя не действуют, — прошептала я, — то сделай это ради Ника. Постарайся ради него. Потому что, скажу тебе честно, Чарли, бывают дни, когда я просыпаюсь и мне хочется взять бутылку чего-нибудь покрепче и опять завалиться в кровать. Но я так не поступаю. Я встаю, готовлю завтрак и живу обычной жизнью, и причина, по которой я это делаю, вовсе не во мне, не в моих детях. Нед тому причиной. Я заставляю себя поверить, что он за мной наблюдает. Что он следит, как я воспитываю его сыновей.
Последовала тишина. Наконец Чарли заговорил.
— Когда я сказал, что с тобой все по-другому, Люси, я говорил правду. Знаю, ты считаешь меня отвратительным старым донжуаном, отчаявшимся волокитой, но я чувствовал… и все еще чувствую… что ты мне небезразлична. Несмотря на то что мы никогда… ну, ты понимаешь.
Я улыбнулась.
— Понимаю.
— И самое ужасное то, — вздохнул он, — что я знаю, почему это так. — Он поднял глаза и посмотрел на меня. — Я знаю, почему ты мне сразу понравилась. Ты напомнила мне Миранду. Когда я впервые увидел тебя вместе с Максом в Лондоне — в магазине, в автобусе, светловолосую, улыбающуюся, хорошенькую, с маленьким сыном… Вы были как Миранда и Ник, которые выходили из школы, держась за руки. Миранда и
