Он налил рюмку, выпил, поморщился, закусил лимоном.
— Кстати, вы мне по сотовому звонили?
— Да.
— А в другой город звонить не пробовали?
— Зачем? У меня знакомые только в Холмовске.
— Зачем в другой город звонить?! Связь проверить! Может быть, это единственный способ связаться с внешним миром. Я по своему телефону пробовал — полная тишина. Но это же кабельная связь, а у вас все- таки спутниковая, за пределами купола. Давайте попробуем?
— Попробуйте, — предложил я, протягивая ему сотовый телефон.
Вначале Бескровный попробовал набрать номер знакомого коллеги в Москве, затем в Петербурге, но ничего не получилось.
— Странно… — пробормотал он. — Спутниковая связь внутри города работает, а за его пределами — нет.
— Телевидение, как мы вчера убедились, тоже работает и Интернет есть, — сказал я. — Но в каком виде… Кстати, а вы уверены, что сотовая и спутниковая связь — одно и тоже?
— А вы?
— Не знаю, потому и спрашиваю, — пожал я плечами. Бескровный смущенно улыбнулся.
— Честно скажу, — доверительно сообщил он, — и я не знаю.
Мы невесело рассмеялись.
— Хотите, покажу еще одну странность? — предложил он.
— Валяйте… — махнул я рукой. — Одной больше, одной меньше… Кругом сплошные странности. Вот если бы что-нибудь естественное…
— Естественное — это коньяк! — изрек Валентин Сергеевич и, хитроват прищурившись, посмотрел на меня.
— Нет уж, увольте.
Валентин Сергеевич рассмеялся, затем подошел к подзорной трубе, направил ее куда-то вверх, настроил и подозвал меня.
— Смотрите.
Я посмотрел. Зеленоватое небо, розоватое облачко… Ничего необычного, если не считать цвета неба. — Ну и что?
— Плохо смотрите. Видите радужную полоску, пересекающую облако?
— Вижу.
— Это купол. Так вот, облака сквозь купол проходят БЕСПРЕПЯТСТВЕННО!
— Да, действительно… — согласился я, пронаблюдав секунд пятнадцать за облаком и увидев, как смещается по нему радужная полоска. — И что из этого следует?
— Очень любопытное заключение. Сейчас я направил трубу повыше, это облако где-то в километре над землей, а опустив трубу пониже, видел, как какая-то птица бьется о купол, словно муха о стекло. Значит, либо купол на достаточно большой высоте проницаем, либо он непроницаем только для живых существ.
— А также для радиоволн, — добавил я со скепсисом. — Насчет только живых существ вы глубоко ошибаетесь. Собственными глазами видел, как джип «проник» сквозь купол. Чуть ли не всмятку. Да, и мои «Жигули» тоже…
Писатель задумался.
— Наверное, вы правы, — наконец согласился он. — Дело, скорее всего, в другом. В избирательной проницаемости…
— А не один ли вам черт, какая у купола проницаемость? — поморщился я.
— Не один, — категорически не согласился Валентин Сергеевич. — Хочется иметь связь с внешним миром, знать, что там думают о холмовском феномене, что собираются предпринять.
— Что собираются предпринять… — рефреном протянул я, отошел от подзорной трубы, сел в кресло. — Помнится, Валентин Сергеевич, совсем недавно в этой комнате вы мне рассказывали о цивилизациях с более высоким уровнем развития и о муравейнике… Как по-вашему, что могут предпринять муравьи против бетонного дота? Боюсь, что именно так выглядит купол по отношению ко всей мощи человеческой цивилизации.
Валентин Сергеевич сел в кресло напротив, налил себе очередную порцию коньяку, выпил и принялся вертеть пустую рюмку в руке.
— Похоже, мне алкоголь противопоказан… — раздумчиво проговорил он. — Тормозит мышление… Уели вы меня моими собственными сентенциями. И все же попытаюсь возразить. Само наличие купола говорит о том, что нас намеренно отделили от всего мира. Измененные телевизионные программы, отсутствие многих сайтов в Интернете, отсутствие телефонной связи красноречиво свидетельствуют о практически полной изоляции Холмовска от информационного поля человечества. Это во-первых. Во-вторых, по всем телевизионным каналам нам преподносятся только высокохудожественные фильмы и познавательные программы; в Интернете в основном оставлены научные сайты. О чем это говорит? Зачем создана информационная блокада и какую цель она преследует? Все очень просто — чтобы внедрить в массы какую-либо идеологию, внушить обществу определенную мораль, требуется время на тотальное воспитание или оболванивание (в зависимости от точки зрения стороннего наблюдателя). Разрушить же мораль гораздо проще. Соотношение в затратах по времени и капиталовложениям приблизительно такое же, как на строительство здания и на его разрушение. Неважно при этом, что вы строите — прекрасный собор Василия Блаженного или ужасный дворец царя Ирода — на их возведение требуются годы, а разрушаются они практически в одно мгновение. Главное, знать, под какие опоры заложить фугас или каких именно информационных червячков запустить в души людей. Именно потому, что ломать — не строить, и создана информационная блокада.
— Ну, вы и наплели! — фыркнул я. — Похоже, вам алкоголь действительно противопоказан. Теперь уже я вас ловлю на антропоцентризме. С чего это вы вдруг решили, что вам удастся подорвать моральный уровень «новообращенных самаритян», который, кстати, внедрялся в их сознание не годами, а в одно мгновение? Имел я примерно час назад беседу с бывшей проституткой и ее сутенером, и вы даже себе представить не можете, как изменилось их мировоззрение. Вас интересует мое мнение по этому вопросу?
— Ну-ну? — высоко поднял брови Валентин Сергеевич.
— Так вот, насколько я понял, к своему прошлому они относятся как к младенческому недомыслию. Приблизительно как… — Я замялся, подыскивая более точное сравнение. — Например, вы же не станете мочиться в летний полдень на многолюдной площади, как это может себе позволить двухлетний ребенок? Недопустимость подобного поведения прочно записана в вашем сознании, и вы никогда такого не сделаете ни при каких обстоятельствах. Какого бы «информационного червячка» в вашу душу ни запустили. Но это элементарная моральная истина. В сознании же «новообращенных» на таком почти физиологическом уровне записаны столь высокоморальные критерии, что многие из них мы даже приблизительно не понимаем.
— Это какие же именно? — удивился писатель.
— Какие? — переспросил я и вдруг осознал, что понятия не имею об их моральных критериях. Но затем вспомнил разговор с Верунчиком двухдневной давности и понял, о каких истинах говорил, основываясь исключительно на подсознании.
— Например, бескорыстие.
— Да что вы такое говорите… — скривил губы писатель. — Прямо-таки и не имеем понятия о бескорыстии…
— Не имеем! — твердо сказал я и почти слово в слово повторил высказывание Верунчика: — Слово такое слышали, но с его проявлением никогда не сталкивались.
В этот раз Валентин Сергеевич ничего не ответил.
Сидел, задумливо вертя в руке рюмку и глядя перед собой пустым, ничего не выражающим взглядом.
— Не совсем с вами согласен, — наконец тихо, будто разговаривая сам с собой, сказал он, — но пищу для размышлений я получил… Пожалуй, кое в чем вы правы… Одним психологическим воздействием такую
