невозможным, поэтому его усыпили. Тринадцатилетний полуслепой, скрюченный артритом пес всю свою жизнь не знал ничего, кроме любви и ласки, и целыми днями грелся у камина, но закончил свои дни в клетке, где спал на дощатом полу, в страхе и смятении, не слыша ласкового слова. И это лишь подчеркивало то, во что была превращена жизнь Калли.
Калли сидел, с дикой силой вцепившись в рулевое колесо. Он стал вспоминать о более счастливых временах и поехал дальше. Остановив машину на кругу перед домом, долго не вылезал из машины, глядя на заколоченные, давно уже выцветшие ставни, которые он как раз собирался покрасить, прежде чем его американская мечта, если таковая действительно существовала, стала настоящим кошмаром. Наконец он вышел из машины и, ощупывая ногой каждую ступеньку, медленно поднялся на крыльцо и прочитал прибитое к передней двери объявление.
Написанное крупными буквами, оно предупреждало всех, кто мог сюда забрести, что данное недвижимое имущество арестовано, по поручению федеральной налоговой службы, налоговым отделом штата и округа и адвокатской фирмой Гудмэна, Робертса и Кинкейда. 18 октября, то есть завтра, состоится продажа с аукциона дома, обстановки, других строений и десяти акров земли.
Калли стоял неподвижно, не сводя глаз с объявления. Гнетущая печаль постепенно сменилась гневом. На этот раз он не смог себя сдержать. Даже не пытался. Сорвал и разодрал объявление на мелкие клочки. Затем достал из багажника рукоятку домкрата и без труда отодрал фанеру, которой было заколочено окно гостиной. Но само окно никак не открывалось. Тогда он разбил стекло, открыл задвижку и поднял окно, чтобы пролезть внутрь.
Медленно, комнату за комнатой, он обошел весь дом, чувствуя себя как пришелец из другого времени. Казалось, ничто не тронуто, все осталось как было. С одной только оговоркой: на каждом кресле, диване, столе, стуле, на каждой картине на стене — некоторые из них были нарисованы Дженни еще в начальной школе, — на каждой семейной фотографии, на полках и столешницах, на каждой книге, каждой безделушке, даже на коллекции чучел животных в спальне Дженни, на каждом кубке и ленте, полученными ею за успехи в плавании, была наклейка с инвентарным номером.
Все, что Джэнет выбирала так тщательно и любовно, все, что превращает обычное жилье в уютное семейное гнездышко, будет продано тому, кто предложит большую цену. Что могут знать чужие люди о той гордости, с какой Дженни показала отцу свою первую, намалеванную пальцем картину, которую он с такой же гордостью окантовал и повесил в своем логове? Что могут они знать об отметках на косяке кухонной двери, которые показывали, как маленькая девчушка превратилась в молодую женщину, о значении бесчисленных царапин, трещин и вмятин, следов прошедших двадцати лет.
Поднявшись наверх, Калли постоял в дверях их обшей с Джэнет спальни, потом вышел и сел на краешек кровати. Взял фотографию с прикроватной тумбочки и долго-долго, борясь с закипающими в глазах слезами, смотрел на нее. Это была последняя фотография Джэнет и Дженни, снятая как раз перед судом. Они обе улыбались ему, подняв большие пальцы и одну из лап Буббы в знак ободрения и поддержки. Он аккуратно отклеил инвентарный номер и пошел в туалет, где снял с полки большую дорожную кожаную сумку. Убрав фотографию в сумку, он стал запихивать туда одежду из ящиков большого шкафа, который он сделал сам во время уик-эндов; все время, пока он работал, Бубба лежал рядом, наблюдая за каждым его движением и терпеливо дожидаясь их вечерней пробежки.
Калли стащил с себя штатскую одежду, которую ему утром выдали в тюрьме, надел старую пару джинсов, свитер с высоким воротом, кроссовки «Найк» и свою любимую кожаную куртку. Затем вытащил ящик и извлек из тайника свой старый запасной полуавтоматический «вальтер» 38-го калибра, с которым объездил весь мир. Из того же тайника достал и четыре фальшивых паспорта, изготовленных Управлением. Все четыре были для разных стран и на разные фамилии, но с его фотографией. Он проверил срок истечения их действия, все будут действительны по крайней мере еще три года. Он бросил оружие и паспорта в сумку, задернул «молнию» й спустился вниз, в кухню.
Он долго смотрел на дверь, ведущую в пристроенный к дому гараж, и наконец решился открыть ее. Медленно вошел и остановился на ступеньке лестницы, ведущей вниз. В дальнем углу все еще стояла старая косилка. Посредине, на подставке, прикрытый брезентом, стоял его «харлей-дэвидсон» с низкой посадкой. Он улыбнулся, вспомнив, как нежно и радостно расцеловала его Джэнет, когда он привез домой мотоцикл. Она поняла, что, купив его, он словно хотел вернуть утраченную юность, тогда как многие, желая того же, заводят романы на стороне. На рукоятке, высовывавшейся из-под брезентового чехла, он увидел болтающийся ярлык. Судя по ярлыку, мотоцикл уже куплен. Его новый владелец Джордж Кинкейд. Его адвокат.
И тут, сам того не желая, он как бы воочию увидел перед собой Джэнет, сидящую в автомобиле, с работающим двигателем, который нагнетал в машину угарный газ. Он тяжело опустился на одну из ступенек лестницы и заметил старый потрепанный чехол с его гитарой, прислоненной к стене; и на нем тоже висел инвентарный номер. Нагнувшись, он открыл чехол и вытащил инструмент. Едва он тронул струны, как из его глаз покатились так долго сдерживаемые слезы.
— Прости, любимая, — мягко шепнул он, задыхаясь от наплыва чувств. — Я так тоскую по тебе.
И тогда он увидел перед собой лицо Джэнет: она улыбалась ему с любовью и состраданием, как в тот день, когда он покинул дом, чтобы отправиться в тюрьму.
— Я так тоскую по тебе, любимая. Один Бог знает, как я тоскую.
Он взял несколько вступительных аккордов, а затем сильным, глубоким ирландским тенором запел «Дэнни, Бой». Эту песню Джэнет всегда просила спеть первой.
— 'Вернись, уж лето на луга пришло', — пропел он и зарыдал еще пуще. Он сам не знал, сколько прошло времени, пока тоска и боль не сменились закипевшей в нем яростью. Он встал и расколошматил гитару о цементный пол. И долго стоял, весь дрожа, потеряв над собой контроль, пока наконец не понял, как следует поступить.
Он отпер ворота гаража и распахнул их таким резким рывком, что едва не сорвал с петель. Затем снял чехол с мотоцикла и выкатил его наружу, заметив, к своему удивлению, что аккумулятор сохранил еще достаточно сильный заряд и можно завести двигатель. Однако наклейка о проведенном два дня назад сервисе объяснила эту тайну. Его внимательный и предусмотрительный адвокат позаботился о том, чтобы привести мотоцикл в порядок, прежде чем завтра отогнать его домой.
Калли взял деньги и пакет с информацией и фотоснимками Малика из автомобиля, присланного ему Управлением, переложил все это в сумку и привязал ее к багажнику. Надел на плечо кобуру с девятимиллиметровым полуавтоматическим пистолетом, оставленным для него Грегусом, и возвратился в гараж. Там, в углу около старой косилки, стояли пятигаллонные канистры с бензином. Калли перетащил их в дом. Разлил бензин по полу, обдал им занавески и покрытую чехлами мебель. Бросил канистры в центр гостиной, затем, стоя в дверях кухни, зажег коробку спичек и бросил ее в бензин. Видя ярко вспыхнувшее пламя, он спокойно вышел через кухню в гараж и оттуда во двор.
«Харлей» с ревом ожил и помчался по подъездной дороге. В самом ее конце Калли остановился и, обернувшись, посмотрел на пылающий дом. Дождавшись, пока пламя перекинется с первого этажа на второй, Калли тронулся с места, быстро набрал скорость и стремительно понесся по сельской дороге.
Глава 11
— Где сейчас находится группа наблюдения? — спросил заместитель директора ЦРУ по операциям, даже не пытаясь скрыть обуревающего его гнева.
— Возвращается из Нагс-Хеда, Северная Каролина, — ответил Грегус. — Будет здесь примерно через час.
— Идиоты. Поймались на такой примитивный трюк. Всякий раз, когда преследуемый автомобиль останавливается, а затем возобновляет движение, необходимо приблизиться к нему ровно настолько, чтобы убедиться, тот ли это самый, и лишь потом можно отстать.
— Они еще молоды, — заступился за них Грегус.
— Почему-то я смолоду не делал таких глупостей, — сказал ЗДО и тут же перевел разговор. — Значит, у тебя нет никаких сомнений, что Калли спалил свой дом?
— Ни малейших. Я послал двух людей в Клифтон проверить, не поехал ли он туда, после того как оторвался от группы преследования. Когда они прибыли туда, там уже стояли пожарные машины. Дом горел как факел. А на подъездной дороге стоял «форд», который мы пригнали к тюрьме.
— Чудесно. Просто чудесно. Представляю себе, что будет с директором, когда местные полицейские
