него все внутри сжимается, предвкушая что-то странное и восхитительное, что вот-вот должно произойти.
Он заснул около полуночи, и разбудил его крик петуха. Ивар лежал на усыпанной росой траве, по щеке его ползла какая-то букашка. Он нетерпеливо стряхнул ее и выпрямил затекшую спину.
В то же мгновение до него донесся голос Зигфрида, который пел Лауды, — Ивар узнал бы его голос из тысячи, но ведь теперь Зигфрид не мог петь!
Но Зигфрид пел и плакал от радости. И когда рассвело, Ивар увидел, что туман рассеялся, а на месте кострища возвышается гора золотистых углей высотой в рост человека. Эккехард, который тоже проснулся к этому времени, едва не упал, увидев такое, и бросился к деревне, но навстречу ему уже спешили деревенские жители с радостными известиями: у одного перестали болеть зубы, у другого прошла хромота. Зигфрид стоял на коленях с поднятыми к небу руками и пел. Эрменрих, которого от всех прочих отличала практическая сметка, вовремя заметил, как зашевелилась золотая груда, словно в углях возилось какое-то живое существо, и вовремя оттащил Зигфрида в сторону. Болдуин стоял на коленях, погрузившись в молитвенный экстаз, и ни на что не обращал внимания.
Восходящее солнце озарило разбитый круг камней, похожий на огромную корону древних королей.
Костер раскрылся. Над ним поднялось ароматное облако, из которого на землю полетели цветы — невесомые лепестки таяли и исчезали, едва коснувшись земли.
Из углей поднялось сияющее создание — прекрасное, как светлый день после долгой темной ночи. Оно расправило крылья и затрубило. Звук унесся в небо, отразился от земли и эхом отдавался в камнях так долго, что Ивар понял, что это — вовсе не эхо, а ответ.
— Феникс! — воскликнул Зигфрид. — Это знак блаженного Дайсана, который прошел сквозь смерть и стал жизнью для всех нас!
Птица расправила крылья и поднялась в небо. Она летела так стремительно, что вскоре превратилась в маленькую сияющую звездочку.
Когда и она исчезла, принц Эккехард вскрикнул от удивления: как и у всех жителей деревни, его раны чудесным образом исцелились.
— Вы видели силу Матери и Сына, — произнес Зигфрид.
Ивар знал, что никогда не забудет увиденного.
— Не торопись. Это всего лишь временное препятствие. У нас еще почти пять лет, чтобы приготовить ее к предназначенной ей роли. Этого более чем достаточно. Твое вполне оправданное негодование берет верх над рассудком, брат Все будет в порядке.
— Это ты так говоришь. Но у нас уже было слишком много неожиданностей и препятствий.
Санглант осторожно шел по тропинке, параллельной той, что вела из башни и по которой шли Анна и Северус. Санглант не хотел, чтобы они поняли, что он слышит их разговор. За десять месяцев, что они с Лиат прожили здесь, никто не догадался, насколько острый у него слух.
— Ведь ее привезли сюда для того, чтобы она поняла, насколько глупо потворствовать своим желаниям. Надеюсь, роды и последующая болезнь показали ей всю бесполезность земных привязанностей.
— Надо избавиться от этого… Этого животного!
— Спокойнее, брат. Я уже неоднократно испытывала его разными способами, но похоже, что та защита, которую дала ему мать, сильнее нашей магии.
— Ты хочешь сказать, что не смогла убить его?
— Да. Но у меня есть кое-какие мысли по этому поводу. У нас по-прежнему есть сила. Надо лишь выбрать нужный момент, чтобы применить ее.
— Ты никогда не заставишь ее пойти и против мужа, и против ребенка!
— Поживем — увидим, брат. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Они повернули и вышли на другую тропинку, Санглант отступил в сторону, давая им пройти.
— Добрый день, принц Санглант, — поздоровалась Анна, словно и не она только что говорила о его убийстве.
Брат Северус лишь хмыкнул, что, по его мнению, должно было означать приветствие.
— Добрый день, — отозвался он, сжимая в руке молоток. На какое-то мгновение Санглант представил, как этот молоток опускается на головы этой сладкоречивой парочки, и даже подумал, что это было бы лучшим решением всех проблем. Но он удержался. Анна наверняка защитила себя от подобных нападений, да и Лиат вряд ли понравится, если он убьет ее мать.
Даже несмотря на то, что она только что призналась в попытке убить его.
— Придет ли сегодня Лиатано на дневную трапезу? — вежливо поинтересовалась Анна, остановившись на некотором расстоянии. В общем-то, она могла пройти и спросить у самой Лиат, но почему-то не стала этого делать.
— Думаю, нет. — Санглант потопал по деревянной мостовой — в самых грязных местах они с Херибертом положили доски, чтобы можно было спокойно ходить, не опасаясь перепачкаться в луже. — Она поест дома.
И улыбнулся.
Гончая Анны зарычала, видимо чувствуя его неискренность. Санглант оставил эйкийскую собаку с Лиат — эта привычка появилась у него после рождения Блессинг.
— Хорошо, — сказала Анна.
Они ушли. Сестра Зоя вышла из башни, делая вид, что ее нисколько не интересует, чем он занимается. Санглант любовался ею на расстоянии, внезапно она повернулась и убежала. Он расхохотался, и тотчас один из полупрозрачных слуг весьма ощутимо пихнул его в бок.
— Тихо, — приказал принц, все еще посмеиваясь. — Я уже достаточно поработал сегодня, так что могу позволить себе безобидные развлечения.
Слуга исчез, вероятно, его позвали что-нибудь чистить в башне или в зале. Санглант почувствовал аромат свежевыпеченного хлеба и понял, что ужасно проголодался. В конце концов мостовая может и подождать. Он соскочил с положенных досок и напрямик зашагал к дому, где его ждали жена и ребенок.
Он услышал ее голос гораздо раньше, чем увидел ее.
— Нет-нет, конечно, он сделал все, что мог. Но я не могу не завидовать ей. Она нянчит мою дочь, а я не могу.
Санглант подошел к дому и увидел, что Лиат разговаривает с Херибертом, лежа на кушетке, которую он установил на улице, чтобы жена могла дышать свежим воздухом. Вокруг Лиат были разложены книги, принесенные Мериам и Венией. Хериберт сидел рядом, в руках у него были нож и стамеска — видно, он вырезал игрушку для маленькой Блессинг, но сейчас они вместе с Лиат наблюдали за Джерной, которая кормила малютку под яблоней.
Странное это было зрелище: сквозь тело Джерны он отчетливо видел ствол дерева, а она, которая была не плотнее воды или воздуха, могла держать на руках девочку.
— Как вы думаете, какое у нее молоко? — шепотом спросила Лиат, но Хериберт лишь пожал плечами.
— Блессинг растет, — сообщил он, как будто это все объясняло.
Лиат увидела Сангланта и улыбнулась. Она села, а затем, опираясь на кушетку, встала на ноги.
— Подожди, я сама к тебе подойду.
Хотя между ними было не больше десяти шагов, он едва удерживал себя, чтобы не броситься ей на помощь. Лиат все еще была слаба, словно все свои силы отдала ребенку. Но она сумела сделать эти десять шагов, а на обратном пути опиралась на его руку, но все-таки шла сама. Санглант снова усадил ее на кушетку и пошел умыться.
К тому времени как он вернулся, слуги принесли подносы с едой: эль, хлеб, сыр с укропом, овсяные лепешки. Лиат подвинулась, освобождая для него место, и они молча поели. У Сангланта все еще не выходил из головы подслушанный разговор — как это он раньше не догадался, что за всеми попытками убить его стоит Анна?
Неужели она действительно хочет заставить Лиат причинить вред ему и ребенку? Как она собирается это сделать?
