Пылающий камень (ч. 2)

— Твой сын, — прошептал Захария.

Она не похожа на женщину, у которой есть взрослый сын, но и молодой ее тоже нельзя назвать. Канси-а-лари не ответила, но выразительно посмотрела на него. Захария подошел и осторожно погрузил пальцы в воду. Вода оказалась чуть солоноватой, когда он плеснул ею на лицо. Его тотчас обожгло холодом, хотя воздух был теплым.

Захария сложил руки ковшиком и предложил воду лошади, а Канси-а-лари в это время привела в порядок свою одежду, приготовила седельную сумку и подняла с земли копье. Утро было туманным, не было видно ни далекого берега, ни даже моря, хотя снизу доносился шепот волн.

— Неужели и вправду наступила весна? — спросил он. — Как же мы сумели преодолеть такое расстояние за одну ночь?

Она молча посмотрела на него, развязала одну из лент, привязанных к копью, и опустила ее на поверхность солоноватой воды.

— Мы… Как ты это называешь? То, чем ты гребешь, чтобы лодка двигалась?

— Весла?

— Да. Мы весла. Мы рассекаем глубокие воды. Вот так. — Она провела лентой по поверхности воды, нарисовав круг, а потом еще один, так что получилась восьмерка. — Мы можем путешествовать и по земле, и по воздуху. — Она подняла ленту в воздух, и с нее сорвались капельки воды. — Из дворца колец ты можешь перенестись туда, куда стремится твое сердце. — Она снова опустила ленту в воду, и та медленно закачалась на поверхности. Канси-а-лари дотронулась до груди. — Отбрось тревоги, оставь их в этой воде.

Тревог у Захарии было предостаточно, но ни одну из них нельзя было подержать в руках. Но он вспомнил, как его бабушка говорила, что старым богам можно принести в жертву хотя бы цветок, если этот дар идет от чистого сердца. Он видел столько странного на своем пути. Может, сейчас нужно просто забыть о том, что было?

Он вытащил из-под рубахи деревянный Круг Единства, который когда-то давно вырезал для него отец. Потом снял его с шеи и взвесил на ладони.

— Я повидал такое, о чем никогда и не догадывался. И я пойду по пути правды, а не догмы, я не стану больше слепцом, который свято следует традиции, не отступая ни на шаг.

Он бросил Круг в воду, и тот почти сразу пошел ко дну, потянув за собой и шнурок. Вода была прозрачной, но почему-то Захария больше не видел ни Круга, ни ленты.

— Пойдем, — сказала Канси-а-лари.

Захария взял лошадь под уздцы и пошел за Канси-а-лари через арку. Каменные львы казались живыми, Захария даже подумал, что они могут броситься на него, и от этих огромных когтей нет спасения. Но, разумеется, это была только игра воображения. Тропа свернула направо, и они стали спускаться.

Через несколько шагов у него закружилась голова. Он задумался: ведь раньше, когда тропа поворачивала направо, они оказались на площади, разве нет? Как они могут спускаться по той же самой дороге? Можно было подумать, что тропа ведет их вперед, а не назад, словно они направляются к какому-то неизвестному месту, а не туда, откуда пришли.

Он вздрогнул. Казалось, что по коже бегают тысячи муравьев, Захария едва переставлял ноги. Только равномерный цокот копыт да уверенная поступь Канси-а-лари заставляли его идти дальше. Сначала он почти ничего не видел, но вдруг впереди засиял яркий, бело-голубой свет, и Захария устремился к нему, не обращая внимания на предостерегающий шепот Канси-а-лари.

— Бабушка! — воскликнул он и рванулся вперед. Канси-а-лари оттолкнула его, из ворот вырвался сноп такого яркого света, что лицо Захарии словно опалило огнем. Ему показалось, что из ворот метнулась рука и схватила его, он закричал, вырвался и отшатнулся в сторону. Канси-а-лари подхватила его и отвела на безопасное расстояние.

Он упал на колени, а лошадь наклонилась над ним и обнюхала его спину. Захария чувствовал запах собственной опаленной кожи.

— Пойдем, — сказала Канси-а-лари, и он услышал страх в ее голосе, хотя никогда раньше он не замечал за ней ничего подобного. — Грань между мирами становится все тоньше. Нам надо спешить.

Идти было трудно. И хотя горящие врата остались позади, Захария боялся оглянуться. Что если огнекрылые ангелы идут за ним? Если они дотронутся до него, он сгорит дотла. Канси-а-лари решительно шагала вперед. Похоже, она действительно отбросила все сомнения и тревоги, оставив их в воде. А он?

— Белый Охотник, — выдохнул он, вцепившись в поводья, лошадь шла рядом, флегматично подергивая ухом. — Дай мне силы! Поделись со мной своим могуществом!

Сейчас день или уже настала ночь? Это порыв ветра или дыхание луны? Боль стихла. Тропа неуклонно спускалась вниз.

Канси-а-лари ушла далеко вперед и уже проходила через малахитовые врата, когда он только заметил их. Может, она снова разговаривает с голосом, который называл ее «сестрой»? Захария приободрился, может, он тоже сумел отбросить тревоги? Защитят его древние боги или нет, но он не боялся этих ворот, чей цвет напоминал ему весенние луга в краях, где он родился.

Захария остановился перевести дыхание перед воротами и надавил рукой на холодный блестящий камень.

В небесах плыла серебристо-золотая лента, изгибаясь так, что он видел одновременно обе ее стороны. Потом она начала вращаться так стремительно, что он перестал различать ее и видел лишь сияющее кольцо — вечность. Вокруг него струились потоки, летели черные облака, яркие хлопья бело-голубых звезд — сияющих, как глаза ангелов. Ему казалось, что под ногами у него разверзается бездна, звезды пустились в безумный танец вне времени, но планеты, Луна и Солнце по-прежнему сверкают рядом, он слышит прекрасную музыку небесных сфер и тянется к ним, желая коснуться… Но его рука не может открыть ворота. Зеленый камень тускнеет и гаснет. Захария видит серебристо-золотую дорогу, лежащую в небесах и ведущую к острову. Что это за остров? Он огромен, как сама Земля, или совсем крохотный? У Вселенной нет границ, которые он, Захария, смог бы осмыслить.

Остров, который только что был недостижимо далеко, оказывается совсем рядом, словно может летать в небесах. На острове высыхает земля, ростки вянут, животные умирают, все на глазах превращается в пыль…

Лошадь толкнула его, Захария потерял равновесие и споткнулся, рука соскользнула с камня. Видение исчезло. Он стоял на тропе совершенно один, вокруг высились мраморные стены. Никогда в жизни он не чувствовал себя так одиноко, но вместе с одиночеством пришло и чувство свободы. Он ушел от своего прошлого, оставив его вместе с Кругом Единства. Он может остаться тут навсегда и превратиться в прах, по которому когда-нибудь пройдет кто-то другой. Но дворец колец соединяет три мира, и он, Захария, простой смертный, прикоснулся к этим мирам. Он отбросил сомнения и тревоги и теперь может идти вперед без страха.

— Пойдем, дружище, — обратился он к лошади, потянув за поводья. Лошадь послушно пошла за ним, как он сам шел за Канси-а-лари.

Подойдя к пятым воротам, сияющим бледно-фиолетовым светом, и не колеблясь ни секунды, Захария прошел мимо, не поднимая глаз. Еще в прошлый раз она предупреждала его, он не собирался дважды наступать на грабли.

Захария шел уверенно, не останавливаясь ни на минуту, но не видел Канси-а-лари. Сейчас он был у четвертых ворот. Казалось, блестящая янтарная поверхность притягивает к себе, как магнит. Захария не мог сопротивляться, не мог ничего поделать с собой. Он подошел и погладил гладкую, маслянистую поверхность…

Мальчик, вернее, уже юноша лежит в пещере с сокровищами, а вокруг него — еще шесть таких же юношей. Но во тьме пещеры что-то шевелится, словно просыпается огромный зверь.

Лошадь потащила его за собой, он почувствовал запах воды. Стены расступились, и на какое-то мгновение он увидел Канси-а-лари: она стояла на тропе перед лазурными воротами.

Она подняла руку, поднесла ее к воротам и задержала, не коснувшись синего камня. Захария подошел и встал рядом, хотя она, похоже, даже не заметила его присутствия. За воротами бурлило море, над ним