Принесли ароматное блюдо из говядины, но Лиат не могла заставить себя поесть. Она не была голодна. Айронхед становился все более пьяным и агрессивным. Он прервал поэтов, восхвалявших его заслуги и достоинства, воинственно приказал слугам принести еще вина и практически силой вылил его в рот несчастной девочки, что сидела рядом с ним. Бедняжка заплакала. Внезапно король вскочил на ноги.
— Меня охватила жажда, которую не утолит никакое вино! — взревел он.
Мертвая тишина повисла в зале. Айронхед рывком поставил девочку на ноги и потащил ее к двери. Прежде чем кто-то понял, что происходит, Хью уже встал из-за стола и поспешил за ним.
— Если кто-то и может спасти эту бедную девочку, то только пресвитер Хью, — сказал аостанский герцог. — Хотите еще немного вина?
— Нет, благодарю. — Она поспешно поднялась из-за стола, схватила колчан со стрелами, что висел на спинке стула, и вышла из зала, но когда она оказалась в широком коридоре, который вел вниз из зала в королевские покои, она уже не увидела короля, только Хью и несчастную девочку, рыдающую у его ног.
— Благослови вас Господь, ваша честь. Он хотел изнасиловать меня, я… я не знаю, как… как этот слух, что моя мать, леди Новомо, в прошлом году приютила королеву, дошел до него. Я знаю, он хотел поиздеваться надо мной, чтобы унизить ее. Но вы спасли меня! Вы единственный отважились встать у него на пути…
— Тише, тише, дитя мое. — Он помог ей подняться, прежде чем подозвал слугу. — Проводи девочку в ее комнату и оставь одну. Постарайтесь не попадаться на глаза королю.
— Конечно, ваша честь.
— Очень благородно с твоей стороны, — сказала Лиат, когда девочку уже увели. Как странно слышать слова, которые должны быть полны злобы и издевки, но произнесены, будто похвала.
— Это не так. — Длинный коридор освещал единственный светильник в форме упитанного керамического петуха, пламя вырывалось из гребешка на голове. Свет золотил его волосы, шелковая ряса мерцала. — Просто она очень юная и не желала этого.
Ярость захлестнула Лиат, разорвав сковывающие ее цепи.
— А я не была юная, Хью? Я не была?
Он побледнел.
— К моему стыду, — хрипло пробормотал он и стремительно пошел прочь — дальше от нее, от зала, откуда доносилось пение и звуки всеобщего веселья, люди продолжали праздновать, не обращая внимания на отсутствие ненавистного короля. Она бросилась за ним, но никак не могла его догнать —. вниз по устланным коврами коридорам, вверх по лестнице, на перилах которой были вырезаны извивающиеся драконы, — и, оказавшись на улице, Лиат вдохнула прохладный ночной воздух, все еще розовый от последних отблесков заката. Она прошла по высокому мосту, который привел ее в залы дворца скопоса. Наконец Хью остановился, вглядываясь в далекие огни западной гавани, прислушиваясь к плеску реки, протекающей под мостом. Они были совершенно одни, только пламя светильника освещало их лица, трепетало и дрожало от дуновения ветерка.
Он повернулся к ней.
— Зачем ты идешь за мной? Можешь ли ты простить мне то, что я сделал?
Лиат с трудом выдавливала из себя слова, будто тащила вперед упрямого мула.
— Как ты мог подумать, что я прощу?
— Зачем тогда ты пришла сюда? Зачем мучаешь меня? Хотя, если таким образом ты желаешь наказать меня за ту боль, что я причинил тебе, тогда все понятно, и это справедливо.
— Чем же я тебя мучаю?
— Слышать твой голос и видеть тебя после стольких лет? Стоять рядом и не сметь прикоснуться к тебе? Разве это не муки? Нет. — Внезапно он отвернулся и открыл дверь, которую она раньше не замечала. — Позволь мне не говорить о муках, тому, кто так сильно согрешил и причинил тебе столько боли.
Ее голос снова вернулся к ней, казалось, тот второй, незримый человек, уживающийся в ней, исчез, но ноги до сих пор ее не слушались, будто подчинялись чьей-то чужой воле. Она прошла за ним в просто обставленную комнату: односпальная кровать, стол, заваленный книгами, скамья, сундук, лампа, свешивающаяся с потолка. Занавеси на стенах были просто сотканы из золотых нитей, без изображений и узоров, словно отблески солнца застыли на стенах, яркие и переливающиеся, подобно его волосам. Он остановился у стола, не глядя на нее, в тусклом свете трудно было различить черты его лица. Словно солнце в тени.
Это было настолько неожиданно — слова полились сами собой, больше не сдерживаемые бдительным разумом:
— Я просто оказалась одной из тех вещей, которыми ты непременно хотел обладать.
Он беспокойно водил пальцем по листу пергамента, лежащего на краю стола, пробежался вниз по аккуратным строчкам текста, снова вверх, вниз, вверх.
— Ты была единственным, что имело для меня значение. С первого дня, как я увидел тебя, со мной случилось чудо, будто после долгих лет я прозрел, пелена спала с моих глаз. Я ничего не видел, кроме тебя. — Он замолчал, но наконец продолжил: — Я знаю твою тайну. Я знаю, кто ты, но я никогда не выдам тебя.
— Кто же я?
Наконец он поднял глаза вверх и посмотрел на нее, взгляд его был настолько обжигающим и напряженным, что она не выдержала и отвела глаза в сторону. Лучше не видеть его, со следами недавнего боя на лице, но все такого же прекрасного, как рассвет; его желание сквозило в каждом движении, повороте головы.
— Пламя, — хрипло проговорил он. — О Боже, Лиат, уходи. Уходи. Я слишком страстно тебя желаю. Я не властен над собой, когда ты так близко. Я старался вести достойный образ жизни пресвитера, служить Господу, этого было бы довольно.
— Я ухожу, — произнесла Лиат запинаясь, поскольку шелковые цепи вновь опутали ее, желая вместо этого сказать: «Я остаюсь». — Но ты говорил, что у тебя книга отца.
— Книга. — Хью закрыл лицо руками. Так он стоял некоторое время, спрятав от нее свои чувства и эмоции, и на мгновение Лиат показалось, что она потерялась во времени, будто мир стремительно кружится вокруг нее и она вот-вот упадет или уже летит вниз, через сферы, в бесконечную, бездонную пропасть, из которой ей никогда не выбраться.
— Книга. — Хью опустил руки и зашелестел лежащим на столе пергаментом. Привлеченная его движениями, Лиат обратила внимание на цифры, аккуратно выведенные на листе.
— Что это? — спросила она, не отрывая глаз от правильных линий и повторяющихся цифр. Ее притягивало, словно магнитом. Не в силах больше сопротивляться, Лиат подошла к столу и встала рядом с Хью, не закрывая света. — Это временные периоды.
— Периоды? Я долго думал над этим. Не знаю, что это значит, но здесь просматривается четкая структура. Ты знаешь, что это?
— Да, да, — прошептала Лиат, охваченная волнением. — Однажды в развалинах Картиако мы с отцом нашли глиняную табличку, испещренную такими же знаками. Там мы общались с одним старым мудрецом, который говорил, что многое знает о самых первых, самых давних днях жизни его племени. Конечно, я не могу прочитать, что здесь написано, все эти черточки и галочки, но он рассказывал, что мы нашли табличку, на которой была составлена карта движения сферы Соморхас. Когда она появляется на вечернем небе и когда видна утром.
— А периоды исчезновения с неба?
— Да, точно! Но это целая страница! На другой были отдельные фрагменты. Есть что-то еще?
— Это единственная страница, которую я видел. Думаю, она переписана из какого-то другого, более древнего источника, возможно, с одной из тех глиняных табличек, о которых ты рассказала. Вот, смотри, — он ткнул пальцем в смазанное пятнышко, — тот, кто переписывал, допустил ошибку, а потом исправил ее. Но как это действует?
— Тысячи лет древние бабахаршане наблюдали за звездами. Они узнали, что Соморхас — это и утренняя, и вечерняя звезда, и когда она уходит в тень солнца, она исчезает на определенные периоды, иногда около восьми, а иногда около пятидесяти дней.
