— С ума сойти! Посмотрели бы на меня ребята с Бредди-стрит. На другой же день это стало бы последним криком моды.
— Только иди осторожно, — предупредила она, — а то снова окажешься босиком; с твоей нежной кожей придется тебе удирать на карачках.
Она повела его за собой, а когда они дошли до звериной тропы, Бетти обернулась и спросила:
— Видишь эту тропу?
— Нет, не вижу.
Она опустилась на колени, он присел рядом.
— Смотри внимательно. Тропа едва заметна, но если не сбиваться с нее, идти будет нетрудно. Здесь нет ни веток, ни колючек. Олени давно ходят по этой троне, главное, не сбиваться с нее. Не отставай, и мы пойдем как по асфальту.
Сначала ему трудно было идти по тропе, петлявшей через лес — олени выбирали самый удобный путь. Но вскоре он стал различать ее направление и повороты. Тогда он дотронулся до плеча девушки и сказал:
— Давай я попробую идти первым.
Она улыбнулась и пропустила его вперед.
Чарли считал, что слово «тропа» означает протоптанную дорожку. Но тропу, по которой они шли, можно было угадать лишь по едва заметным просветам в кустарнике. Поначалу он сбивался с пути и сразу же натыкался на острые сучья. Тогда Бетти звала его обратно, и они возвращались на тропу. Вскоре он, ведомой некогда дремавшим, а теперь разбуженным инстинктом, уверенно зашагал по петляющей через лес тропе.
Они дошли до ручья, и Чарли остановился. Тропа терялась в зарослях деревьев на другом берегу. Ничто не указывало, где она продолжается. Он повернулся к Бетти. Та молча наблюдала за ним, потом улыбнулась, подошла к самой воде и показала пальцем на ручей.
— Вот.
На дне прозрачного ручья он увидел едва заметное углубление — тропа продолжалась вниз по течению.
— Ни за что бы не догадался, — сказал он.
— Иди по этой тропе, Здесь нет острых камней — олени обтесали их.
Чарли уверенно пошел первым вниз по ручью, но вскоре камни и маленькие валуны стали больно бить его по ногам. Он остановился в замешательстве и повернулся к Бетти. Та немного отступила назад и поманила к себе. И Чарли увидел, что тропа выходит на берег и тянется среди деревьев.
— Но мы должны идти дальше по воде, — сказала Бетти, — на тот случай, если они явятся сюда с собаками.
Он повернулся и пошел дальше вниз по течению.
Там, где в ручей впадал другой ручеек, Бетти свернула. Ручеек этот был не шире ручки от топора. Они пошли вверх по его течению; ручей становился все уже и уже, пока наконец совсем не исчез в грудах покрытых мхом камней, окаймленных высоким папоротником, все еще зеленым в этих прохладных местах, — ключевая вода летом и зимой сохраняла здесь одну и ту же температуру и преграждала путь холоду, в то время как весь окружавший их лес уже потемнел.
— Переждем, пока стемнеет, — сказала Бетти.
И тут он впервые заметил вход в пещеру — туда мог протиснуться лишь олененок, но когда им удалось проникнуть внутрь, они оказались в большой каменной комнате.
В середине бил небольшой ключ. Тонкая струйка воды стекала вниз по узкому желобку в камни. За долгие годы вода прочертила свой путь в песке и в скальной породе.
— Ну как? — спросила Бетти.
— Не верю собственным глазам.
— Я играла здесь еще ребенком.
— Как в сказке.
— Здесь нас никто не найдет, — сказала девушка.
ГЛАВА 14
В пещере было прохладно. Чарли растянулся на песке. Бетти сняла с его ног тряпки, намочила их в прохладной ключевой воде и снова намотала ему на ноги.
— Много лет назад здесь жили индейцы нашего племени, — сказала она, потом поднялась и зачерпнула горсть песка. — Посмотри. — Она перебирала пальцами песок, лежавший на ладони. — Видишь мелкие осколки черепков, совсем крохотные; образцы побольше и получше собрали и отправили в Милуоки, в музей.
Девушка увидела, что Чарли не может различить мелких осколков. Тогда она выбрала из песка один из них и протянула ему. Осколок был размером с ноготок, твердый и гладкий.
— Что же мы будем делать? — наконец спросил он.
— Дождемся темноты и пойдем дальше. Надо добраться до места, где можно получить помощь и еду. А потом будем действовать по обстоятельствам.
— Ты понимаешь, что стала соучастницей преступника? — спросил он.
— Понимаю.
— Зачем тебе это?
— Должен же кто-то помочь тебе. И вообще, разве мы не должны помогать друг другу?
— Но если тебя поймают, посадят в тюрьму.
— Меня все равно посадят.
— Почему ты так думаешь?
— А потому, что мы собираемся взорвать плотину.
— Но не одна же ты, — сказал он и привстал.
— Мы все.
Он посмотрел ей прямо в глаза и опустил голову. От его взгляда не ускользнула мягкая выпуклость ее груди под красной блузкой.
— Но тебя же могут обидеть, — сказал он.
— Меня уже обижали. Не раз. Разом больше — ничего не меняет.
— Расскажи, как это было, — попросил он.
— Сам знаешь, как это бывает. Всю жизнь, кроме тех четырех лет, когда я уезжала на учебу, я жила впроголодь.
— Но ты прожила хотя бы четыре хороших года.
— Да что ты, это было ужасное время.
— Почему ужасное?
— Лучше не вспоминать.
— Это ты про белых парней?
Она кивнула.
— Они что: дразнили тебя «скво»?
— Нет, дразнили девчонки. Мальчишки считали каждую индианку продажной.
— И как же ты отвечала им?
— Я с ними не связывалась. Отсиживалась у себя в комнате. Встречала их только на лекциях.
— А как ты туда попала?
— Получила стипендию для индейцев. Сначала я хотела стать учительницей, преподавать историю, но потом передумала, когда узнала, что в учебниках только и говорится, что о славном продвижении американских поселенцев на Запад. И ни слова о захвате индейских земель, о том, как белые американцы убивали, насиловали, пытали индейских женщин и детей...
— И ты бросила историю? — спросил он.