незаметно для меня взял мой мобильный телефон.
Офицер Бойл говорит им, что ты душевнобольной, и они с ним не спорят.
Офицер Бойл пересказывает им твой смехотворный расклад с диким животным.
Посмотри на Алленов – они не кивают в ответ на его рассказ. Он рассказывает им, что в твой дом ворвался гигантский моток шерсти. И Аллены, конечно, в это не верят – уж точно после твоего выступления, свидетелями которого они стали в воскресенье вечером, – помнишь, Брет? И сейчас они спросят офицера Бойла: «А он как – пьяный?»
Я отвел глаза от Митчелла и Надин и посмотрел на второй этаж их дома, где на фоне занавесок детской вырисовывался силуэт Эштона, и он говорил по телефону, а когда я обернулся на нашу лужайку, то увидел, что Робби прижимает к уху мой мобильный и, слегка отвернувшись, кивает.
Это чтоб ты не слышал, о чем он говорит.
Я снова взглянул на окно Эштона, но он уже отошел.
Как мог Робби звонить кому-то, если еще десять минут назад он скулил от страха? Всего десять минут назад он кричал мне, чтоб я убил эту тварь, – а теперь берет и звонит по телефону, когда я едва на ногах стою? Что он скрывает от меня? Почему вернулся актер? Разве не было слезного примирения какие-то несколько часов тому?
Я пялился на Робби, когда в моем поле зрения внезапно появился офицер Бойл.
Он нагнулся к Робби и что-то у него спрашивал.
Робби метнул на меня короткий взгляд и кивнул.
Офицер Дойл все о чем-то спрашивал, а Робби повесил трубку, встал и кивал на реплики полицейского, время от времени поглядывая на меня.
Приехала Марта, и Сара попросила спустить ее на землю.
Я и забыл, что все еще держу Сару на руках. Я передал ее Марте.
Марта заявила, что нет никакой надобности заводить дело, поскольку сведения в конце концов просочатся в прессу. При этом в главном мы с ней были солидарны: коли все целы, давайте просто поскорей отвезем детей в отель.
Из дома вышли два офицера.
Как и предполагалось, они ничего не обнаружили.
Да, двери исцарапаны. Да, их взламывали. Да, две слетели с петель. Но ни одно окно не открыто, не разбито, и все внешние двери заперты.
Что бы мне там ни померещилось, оно должно было забраться в дом загодя.
Таково было общее мнение.
– А в большой спальне под кроватью вы проверили? – спросил я офицера О'Нана.
О'Нан повернулся к офицеру Кларку и спросил, посмотрел ли тот под кроватью в большой спальне. Офицер Кларк подошел ближе и сказал:
– Да, сэр, мы посмотрели. Ничего там не было.
– Значит, эта тварь все еще в доме? Вы это хотите мне сказать?
Этого мне говорить совсем не следовало, но я просто не смог сдержаться.
Вопрос выскочил сварливым таким тоном.
– Сэр… я не понимаю.
– Там, под кроватью, не было игрушки – птицы? – Это я спросил, отвернувшись от Марты и Сары и понизив голос.
– С чего бы этой игрушке быть у вас под кроватью, сэр?
– Так значит, она все еще в доме, – бурчал я уже сам себе.
– Что еще в доме, сэр? – спросил О'Нан, сжав зубы от нечеловеческого терпения.
Кларк смотрел на меня так, будто я впустую трачу его время. «Но что он может? – сердито подумал я. – Что они все могут? Я женат на Джейн Деннис.
Я знаменитый писатель. Они должны с этим смириться. Им придется выполнять то, что я от них жду». Марта объяснила, кто она такая. Ее восприняли всерьез.
И тут на лужайке возле нашего дома развернулась следующая сцена.
– Если все окна целы, а двери заперты, значит, эта тварь все еще в доме, – ответил я на собственный вопрос.
– Мистер Эллис, но мы ничего в доме не обнаружили.
Тут нарисовался еще один офицер и с едва скрываемым скептицизмом поинтересовался:
– Мистер Эллис, вы не могли бы описать злоумышленника?
Я вздрогнул. Позднее писатель пересказывал мне, что я наговорил. У него сохранилась расшифровка.
– Мы спали и… мой сын проснулся от какого-то шума… это было… не знаю, что это было… оно было, может, с метр ростом… покрытое светлой шерстью… и оно рычало на нас – на самом деле нет, оно, скорее, шипело… оно погналось за нами… через весь дом… ломало двери… что-то ей было нужно…
