Внезапно она остановилась, заметив отца, взбирающегося на второй этаж.
Когда отец отвернулся и стал подниматься спиной к камере, она пошла за ним наверх.
Я сжимал голову руками и невольно стучал пятками по полу.
Добравшись до площадки второго этажа, камера замерла и уставилась на отца, который зашел в ванную – просторную, отделанную мрамором и залитую светом.
Я уже рыдал, не сдерживаясь, беспомощно колотил себя по колену и, прикованный к экрану, причитал:
– Что здесь происходит?
Камера пересекла коридор и снова остановилась. Ее необъяснимое упорство сводило меня с ума.
Отец разглядывал свое болезненное отражение в гигантском зеркале.
Тут камера стала медленно к нему приближаться.
Я понял, что она вот-вот откроется ему, и содрогнулся всем телом от ужаса.
Камера подошла совсем близко и остановилась у входа в ванную.
И тут я заметил нечто, что сидело занозой, но так и не спровоцировало реакцию, поскольку я был всецело поглощен изображением.
В правом нижнем углу экрана электронными цифрами значилось 2:38.
Глаза инстинктивно стрельнули в другой угол. 10.08.92.
Той ночью отец умер.
Только его плач извлек меня из кромешной тьмы, мгновенно затянувшей все вокруг. Это было уже новое измерение.
Дрожа всем телом, я сфокусировался на экране и не мог отвести глаз.
Отец схватился за полку, рыдая. Я хотел отвернуться, возле раковины лежала пустая бутылка.
Откуда-то из дома снова заиграла «Солнечная сторона улицы».
Камера подъезжала все ближе. Вот она уже в ванной.
Я смотрел на крупный план отца уже без особых эмоций.
Заметив, что ни в одном из зеркал, расположенных по периметру ванной, не отражаются ни камера, ни тот, кто за ней, я еле сдержал вопль.
Тут отец прекратил рыдать.
Он обернулся через плечо.
Потом выпрямился, повернулся всем телом и встал лицом к камере.
Уставился в объектив.
Камера была приглашением на тот свет.
Отец теперь смотрел прямо на меня.
Он грустно улыбнулся. В глазах не было страха.
Он произнес одно слово:
– Робби.
Когда камера наехала на него, он повторил имя еще раз.
Экран почернел.
Поскольку кульминации – то есть что именно случилось с отцом в момент смерти – я не видел, мне пришлось перемотать запись на ключевой момент, который, думалось мне, поможет понять, что же я только что просмотрел. И тут вдруг движения мои стали спокойными и целенаправленными, и я смог сосредоточиться исключительно на том, что мне было нужно.
Поскольку я решил, что камеры там не было.
Даже теперь я не в состоянии логически объяснить это обстоятельство, но я не поверил, что в ту августовскую ночь 1992 года в доме моего отца кто-то снимал на камеру. (В отчете коронера упоминались «некоторые отклонения от нормы».) Я нашел кадр, где отец стоит на кухне, а камера смотрит на него сквозь окно.
И моментально обнаружил то, что, казалось, даст мне ответ.
Маленький розоватый образ в углу экрана, в нижней правой его части. Это было отражение лица в оконном стекле.
Оно было то в фокусе, то в расфокусе, при этом изображение отца оставалось четким.
Это не видеозапись.
Я видел все это глазами другого человека.
Я увеличил картинку.
Нажал на паузу и увеличил снова.
