потери крови прежде, чем они смогут найти хоть кого-то, кто сможет оказать настоящую помощь.
— Привал, — хрипло скомандовал Алексей Басов. — Сержант, опускай аккуратнее!
Чувствуя, как ноют от натуги готовые разовраться, подобно туго натянутой струне, мышцы, Олег как мог осторожно опустил хлипкое сооружение на мокрую траву, услышав, как от тряски в очередной раз простонал раненый товарищ. Стоны звучали все тише. С каждой минутой в Матвее, этой горе мышц, оставалось все меньше жизни. Хотелось рыдать от бессилия – на глазах Олега умирал его товарищ, с которым они не раз прикрывали друг друга в бою, и ничего нельзя было сделать, совсем ничего. Только молиться, с трудом вспоминая, как это делается, и не надеясь всерьез, что там, за серой пеленой облаков, саваном окутавших землю, кто-то прислушается к этим неумелым мольбам.
Избавившись от тяжкой ноши, старший сержант Бурцев мысленно приказал себе расслабиться – от напряжения болело все тело, каждая клеточка. Отцепив от пояса флягу, Олег сделал большой глоток, прополоскал рот – в горле уже пересохло, так что шершавый язык царапал щеки, точно наждаком – и сплюнул себе под ноги. Пить нельзя, ведь каждый лишний грамм жидкости только нагружает и без того уже почти переставшие сгибаться от не проходящей судороги ноги. Ничего, можно и потерпеть, как бы то ни было, но от жажды он точно умереть не успеет.
— Азамат, смотри по сторонам! — приказал Басов. Полковник с явным удовольствием сел прямо на землю, вытянув ноги и легкими движениями массируя бедра и голени.
Бердыев единственный из троих остался на ногах. Час подряд он упорно шел во главе отряда, да еще тащил на себе почти все оружие своих товарищей – только Алексей Басов не захотел расставаться со своим 'калашниковым', но изрядно 'похудевший' рюкзак с боеприпасами и запасом провизии все же отдал. Азамат, под грудой снаряжения, своего и чужого, похожий на вьючного ишака, не жаловался, и только по закушенным губам, по бледному, словно полотно, лицу, было видно, как ему на самом деле тяжело.
Бой с американскими десантниками трудно дался бывшему танкисту. Рана в плече, оставленная вражеской пулей, никуда не делась, а тугая повязка плохо останавливала кровь. Мощная доза обезболивающего сделала свое дело, позволив бойцу оставаться на ногах и даже нести увесистый груз – даром, что с частью снаряжения пришлось расстаться, в том числе и с огнеметом 'Шмель', которым прежде владел ныне не приходящий в себя Осипов. Но боль вновь давала о себе знать, все отчетливее с каждой минутой действие лекарств подходило к концу.
— Десять минут на отдых, — приказал Басов, приваливаясь спиной к кривому стволу какого-то деревца, в преддверии зимы уже полностью сбросившего листву с ветвей. — Олег, потом меняемся! Пойдешь первым!
— Ясно, командир!
Во время последнего перехода Бурцев шел вторым, каждую минуту видя перед собой широкую спину и взмокший затылок полковника. Из четырех человек только они двое оставались полноценными бойцами – Бердыев с его простреленной рукой не смог бы как следует удержать автомат. Но им же приходилось и нести раненого – Азамат не делал этого по той же самой причине, парень и так сам едва держался на ногах. Но он, как мог, старался помогать товарищам, не быть для них обузой, хотя все понимали, что в бою и в головном дозоре от него пользы будет немного. Разве что, своей грудью поймает те пули, что будут предназначены Басову или Бурцеву, выиграв для них пару секунд, позволив добраться до оружия и дать отпор противнику.
— Тишина!
Это Алексей Басов. Полковник напряженно замер, даже глаза закрыл, прислушиваясь к доносившимся издалека звукам, и все остальные также застыли, боясь шелохнуться. Ничего. Не слышно стрекота приближающихся вертолетов или гула реактивных турбин из-за облаков, не звучат поблизости слова команд и крики преследователей.
— Кажется, вырвались, — сам еще не веря в такую удачу, выдохнул Басов, и на губах его появилась счастливая улыбка. — Оторвались, черт возьми! Сбросили хренов хвост!
Устало зарыв глаза, Олег Бурцев вспоминал события последних часов. он проклинал себя, что, пусть мысленно, посмел порадоваться, как удачно все у них получилось, когда группа уходила от взорванного нефтепровода. Гвардии старший сержант не был суеверным, но сейчас был готов поверить, что этими мыслями сглазил своих товарищей, один из которых остался где-то позади, наскоро присыпанный листвой и другим лесным мусором, второй – лежал рядом, на носилках, грудой остывающего мяса, в котором едва теплилась жизнь, а третий медленно истекал кровью, чудом находя в себе силы, чтобы идти на равнее со всеми.
Каждую пройденную версту приходилось оплачивать собственной кровью, жизнями своих братьев, и неведомо, сколько еще предстоит пройти и кого суждено потерять на этом пути. Группу, точнее, то, что осталось от нее, гнали, обложив со всех сторон, преследовали по земле и по воздуху. Им удалось каким-то чудом дойти до цели и выполнить свою задачу, но в то, что отряд выйдет к своим, вырвавшись из кольца облавы, верилось все слабее с каждой минутой, каждым пройденным шагом. Порой Олег начинал думать, что они так никогда не выберутся из этого леса, и пуля снайпера казалась не худшим выходом из ситуации. И снова взять себя в руки, заставив просто встать и сделать очередной шаг, становилось все труднее.
— И километра не прошли, — простонал Азамат Бердыев, свалив под ноги ту гору оружия, которую он волок на себе, и разминая затекшие ноги.
— Не раскисай, боец! До точки сбора уже недалеко, — произнес в ответ Алексей Басов. — Еще пара часов, и будем на месте. Мы выполнили свою задачу, с минимальными потерями разбили превосходящего нас противника, оторвались от погони, и теперь остается самая малость – немного прогуляться по этому лесу. Держитесь, парни, скоро все закончится! Там нас будут ждать, нам помогут, и Матвея подлатают, точно! Главное, чтобы нас никто не обнаружил!
Каждый понимал, чем грозит встреча хотя бы с парой американских солдат здесь, в этом лесу, где неоткуда ждать подмоги. Измученные долгим маршем, почти без боеприпасов, с двумя ранеными, один из которых не мог даже передвигаться самостоятельно, теперь они будут не более, чем мишенями.
— Азамат, — Басов окликнул партизана, усевшегося прямо на холодную сырую землю рядом с носилками. — Азамат, глянь, как там Матвей?
— Пришел в себя! — Неожиданно откликнулся бывший танкист. — Сюда, командир! Он очнулся!
Со стоном Басов встал и направился к носилкам, уже и сам увидев, что раненый боец слабо шевелится. Одного взгляда полковнику хватило, чтобы понять – его товарищ очень плох, и с каждой минутой, что там, с каждой секундой, становится все хуже. И для этого не нужно быть опытным медиком, достаточно хоть раз просто увидеть, как умирает у тебя на руках еще недавно живой, полный сил друг.
— Как ты, братишка? Жив? Держись, парень!
— Командир, — Матвей Осипов с трудом сфокусировал взгляд на лице того, кто склонился над ним, едва узнав Басова. — Командир, оставьте меня здесь! Все равно долго не протяну, а так хотя бы вы уйдете. Они же от нас не отстанут, суки, будут искать, и найдут!
Это не была бравада – человек, одной ногой уже стоявший за пределами мира живых, смирился с неизбежным, оставаясь верным до последней секунды своим товарищам, братьям по оружию. Он был готов остаться и умереть, чувствуя, как жизнь, капля за каплей, покидает его, умереть в одиночестве, но, зная, что остальные, те, с кем он делили все тяготы войны, будут живы, получат хоть какой-то шанс.
— Отставить, боец! — В голосе Басова послушалась злость, но не на Осипова – на самого себя, на собственное бессилие. — Русские не сдаются и на войне своих не бросают! Мы вернемся все, — жестко произнес полковник, и, уже намного тише, так, что никто не расслышал этих слов: —… или все здесь останемся.
— Пить, — хрипло выдавил из себя Осипов. — Парни, дайте попить?
— Держи, — Басов поднес к губам своего бойца собственную флягу. — Осторожнее! Давай, еще глоток!
Полковник не заметил, как это произошло. Мгновение – и глаза Осипова закатываются, и он вновь безвольно обмякает на носилках, а струйка воды из фляжки стекает по небритой щеке. Басов торопливо коснулся шеи бойца – нет, все в порядке, пульс прощупывается, пускай и слабый. А это значит, шанс, что все закончится хорошо, еще остается.
Глядя на полковника, Бурцев не мог не испытывать уважения к этому человеку. Олег понимал, что творится в душе Басова, но для своих подчиненных командир все равно оставался собранным,
