Лицо парня было спокойным. Он стоял как гэйн в Медиане перед атакой. Пальцы нервно опустились на струны. Задрожали ударные. Поплыли низкие, тяжелые звуки. 'Ядерная весна' играла вступление. Ивик замерла от предчувствия. Это была музыка - как для ее последнего романа. Это о Рейте и Кларене, как они выходили в последний патруль... и вот так же было тревожно и неясно, и они уже чувствовали, что сейчас произойдет страшное, потому что в Медиане чувствительность обостряется. Эта музыка не требовала слов. Она и так говорила все, что нужно - о мужестве, о решимости, о последнем отчаянии и надежде.
Но Штопор низким, неожиданно красивым тенором запел. Ивик еще ни разу не слышала этой песни.
Над россыпью окон*
Ощерилась луна.
Беснуется неон,
Веселья жизнь полна.
Но слаб уют квартир,
В прицеле каждый дом...
Нагими в мир пришли -
Нагими и уйдем.
Ивик сцепила пальцы. Молящими глазами смотрела в монитор - ей уже почти хотелось выключить это. Слишком било по нервам. Слишком. Это тем, кому не хватает войны - а ей-то и так чересчур... слишком больно. Слишком знакомо.
Горящая струя
И пламени стена -
Пришла пора твоя
За все платить сполна.
Спасет ли твой кумир?
Его посулы - ложь.
Нагим пришел ты в мир -
Нагим ты и уйдешь.
Он не исправился. Он стал еще более дейтрийским, чем раньше. Он стоял со своей гитарой как гэйн... да он и был гэйном. Какая разница, вспомнила Ивик свои слова, выходим мы в Медиану или нет. И все-таки, подумала она, хорошо, если будет открыто средство расшатать облачное тело землян. Медиана - это свобода. Надо подарить им свободу. Штопору бы понравилось. И он бы стал хорошим гэйном.
Застыл в испуге взгляд,
Красна прицела нить.
Быть может, ты богат,
Но смерть не подкупить.
А дух твой слаб и сир,
А ужас - будто нож...
Крича, пришел ты в мир,
Крича ты и уйдешь.
Он пел, улавливая облачным телом дейтрийские образы, он видел Медиану, сам того не зная, он чувствовал чей-то накал - и пел, как поют последний раз в жизни. Он пел, меняя свой собственный мир.
Собьется ли рука,
На нарах ли сгнию,
Убьют исподтишка,
В открытом ли бою,
Поймав свинца пунктир,
С улыбкой упаду...
Нагим пришел я в мир -
Нагим я и уйду.
*Ян Мавлевич.
Глаза слезились. Кельм смотрел в монитор уже двенадцатый час подряд.
Иногда ему приходилось ждать очередных донесений, и тогда он открывал файл с рассказом о призраке белой лошади, живущем в Медиане, и осторожно, пробуя, подбирал и ставил в строчку слова. Но писать удавалось не часто. Слишком много работы. Дорши опять накопили боевую технику в Саратовской области. Что они собираются делать? Кельм послал туда человека, но подозревал, что завтра, наверное, придется наведаться самому. Восемь кураторов были под угрозой. Вокруг Города - старого-престарого, но все еще действующего фантома Кейты иль Дор - сегодня опять зашевелились дорши, было две небольших схватки. Такое ощущение, что они прощупывают обстановку вокруг Города, больше незачем, подумал Кельм. Разведка боем. И надо выяснить все по группе, работающей в Москве. Теперь уже ясно, что это дорши, но с какой целью они здесь, что делают, чего от них ждать и как действовать? Неплохо, что удалось вскрыть группу, Кельм гордился собой. Но теперь надо осторожно - наверное, придется тоже самому заняться, чтобы никто не напортачил и не взял их раньше времени.
Кельм не выдержал и начал с яростным наслаждением тереть глаза.
Платок... где-то здесь лежал платок. Он промокнул слезы. Шендак, как устают
