обруч. Выбив из него заклепки, выровнял и сделал скобы. Прибив скобы крепко гвоздями, проверил ход засова и тогда только присел отдохнуть. После короткого отдыха Степан долго возился в сумерках, сбивая изломанные полати…
Никита тем временем собрал рассыпанные по полу ягоды и чисто вымел пол.
Свечерело быстро. Зажегши лучину, отшельники помолились на сон грядущий и улеглись на скрипучие после починки полати.
Степан долго ворочался с боку на бок и не мог уснуть. Пред мысленным взором его все стояла Настена, разрумянившаяся с мороза, простоволосая, свежая, словно яблочко налитое, в накинутом на плечи телогрее. Вся пышущая нерастраченным жаром любви…
Но тут же врывались в воспоминания нелюди-плосколицые, чудом не погубившие сей день Никитку. И Степан думал, что коль это бы случилось, он никогда в жизни не простил бы себя, хотя в сущности-то, ничего поделать и не смог бы. Просто не успел бы…
Потом вновь возникала в мыслях Настена, и уста Степана непроизвольно растягивалися в широкой добродушной улыбке, крася чело его, невидимое в темноте.
С такой вот мечтательной улыбкой на губах Степан и уснул…
Глава 9
Боярин Ондрей Васильевич был на кузне, где кузнец Вавила ковал подковы для его Орлика. Конь стоял тут же, вяло помахивая хвостом. Заполошный вбежал тиун, едва не сшибив лбом низкую притолоку.
- Татары, Ондрей Васильич! – выдохнул, - Много!
- Ты чего мелешь? Какие татары? – боярин удивленно взглянул на тиуна. С татарами они доселе жили мирно, никто ни с кем не враждовал. – Ты в своем ли уме, Ерема?
- Да в своем, батюшка барин, в своем! Выдь-ка, глянь сам!
Боярин вышел за ворота усадьбы и увидел саженях в ста быстро приближающийся отряд татарских всадников.
- Ерема, - кинул он через плечо тиуну, не оборачиваясь, - дружинников собери быстро! Пущай наготове будут…
Лихо соскочив с коня, к боярину подошел невысокий татарин, одетый по-походному в простой синий халат, но с серебряным знаком воинского начальника на плече.
- Твоя драстуй, болярин! – татарин открыто улыбнулся, показав белые крупные зубы. – Хасан я! Тысяцкий. Мине надо говорить с тобой.
- Что ж, милости просим! – Ондрей Васильевич широким жестом пригласил отряд во двор.
Но вослед за Хасаном пошли двое, остальные тут же растеклись двумя ручьями вдоль частокола, окружая усадьбу.
Девки засуетились, накрывая стол, но татарин жестом показал, что угощенье не нужно.
Когда расселись за столом, Хасан указал на широкоплечего наяна, севшего по правую руку от него, и молвил:
- Се Абдул. Он будет воеводой в твоем уделе.
Какое-то смутное тяжелое воспоминание шевельнулось в душе боярина. Где-то он видел это непроницаемое широкоскулое лицо, этот тяжелый неподвижный взгляд...
Абдул протянул ему руку. И, глядя на его широкую, жесткую ладонь, подумал боярин Ондрей: не эта ли самая рука наводила в грудь его копье на поле Куликовом, заносила клинок в смертельной сшибке конных дозоров! Но руку пожал…
- Во Владимире и на Москве нет воевод татарских, - молвил.
- Во Владимире князь сидит с дружиною, - ответил Хасан. – И там много достойных воевод. А ты, болярин, сколь людей в дружину соберешь?
- Ну, сотню воинов соберу, - замешкался с ответом Ондрей Васильевич.
- Да, болярин, сотню ты быстро соберешь. А коли нападет на тебя войско в полтысячи всадников? Да и сотня твоя – с мужиками, считай! Ты не думай, я не в укор тебе говорю! Я ить тож стараюся своих на земле держать. Иные из татар и пашут, и сеют, коли не на службе. Два года мира, и мы заживем хорошо. Но только не я один здесь. Другие привели сюда своих воинов. Вот их-то и нужно бояться. Видел ли ты в пойме новые юрты татарския?
- Нет, Хасан, не видел,… - боярин понурился. Выходило, что безопасность его земель более озаботила татарского воеводу, нежели его самого.
- Тохтамыш – скрытный хан, жесткий и справедливый. Но только и он не один. Он ведь пришел издаля, с моря Хорезмийского. Много с ним пришло людей злых и жестоких. Коим мир поперек горла стоить. Да и кормить войско надобно, коней содержать в холе. Вот они-то и рассылают отряды великие и не очень по пределам Руси, смуту сеють. У нас намедни девку своровали. Следы в татарский юрт привели. Да только тысяцкий их - Баракча и разговоры с нами водить не стал. Отказал в помощи, разумея, что против его силы не сдюжим мы. Вот так-то, болярин Ондрей…
- Я понял тебя, Хасан, - тихо ответил боярин. – И благодарен за твое радение за земли наши. Тебе-то от меня чего надобно?
- А хочу я по весне городец заложить на реке-то. Дашь ты мне людей работных, кои гожи к работам зодческим?
- Дак! По весне-то кажен мужик на счету, Хасан! – Боярин даже поперхнулся слюною. – Семена готовить, поля засевать, леса раскорчевывать, болота отводить да осушать! Это ж…
- Да ты не спеши отказывать-то, болярин Ондрей! – татарин широко улыбнулся. – Коль Баракча на твои земли палом пойдеть, так не нужно будеть ни пахать, ни осушать, ни корчевать. А ить он и людишки его неспроста сюда пришли, нас не спросивши, хочь мы стоим тута уж, почитай, боле сотни годов-то. Ишо с Батыем пришли сюды предки наши…
Ондрей Васильевич сидел, опустив голову. Тяжкие думы завладели им. Ведь если Баракча с войной пришел, то жди беды большой по весне. Как только стают снега и травы весенние проклюнутся, давая корм коням, пойдут его наяны по землям порубежным, все сметая на своем пути. Что он со своею дружиной в сто человек сможет противопоставить его войску - обученному да к битвам привыкшему? Да ничего! Погубит только людей зазря! Не обойтись тогда без помощи войска Хасанова. С другого боку глянуть – отправь, почитай, на все лето три десятка мужиков на работы к Хасану, это какой же урон в рабочих руках будет! И так выходило худо, и так…
- Время есть ишо, - сказал татарин, вставая, - Я потому и пришел к тебе, болярин Ондрей, заране, чтоб ты обдумать мог без спешки слова мои и верное решение принять.
- Ты погодь-ка, мурза-Хасан, - отозвался из своего угла тиун Ерема. – То не простое дело - городец-то возвести. Дерева ужо счас надо валить, чтоба, значить, выморозить вал. Тогда никака гниль в ем не заведется, века простоить. А шкурить его надо по оттепели. А вот, как отсеемся, можно будеть мужиков послать к тебе на подмогу. До уборки хлебов поспеют с работами на возведении крепости-то…
- Ну вот видишь, болярин, и тиун твой понимает, сколь разумно прошение мое, - татарин улыбался, всячески свое расположение выказывая хозяевам. – Давай-ка сообща будем век коротать, коли уж случилося нам бок-о-бок жить!
- Да, вот ишо что, болярин Ондрей, - Хасан что-то сказал своему наяну по-татарски, - С нами поп пришел к тебе, какой у нас служит. Ибо, ведомо, наверно тебе, что у нас разных верований людишки живут. Поп-то наш Герасим с просьбой к тебе явился, о коей сам тебе поведает. И скажи-ка мне ишо, болярин, есть ли у тебя воин, какой сможет войско за собой повести, ремеслу воинскому способный?
- Есть, - ответил боярин, подумав сразу про Степана – отшельника. – На поле Куликовом полком начальствовал, сейчас в лесу живет, грехи замаливая воински…
