опять Стецько – на двор попросился под ливень, да все съеденное – выпитое и выпростал из себя, два пальца в рот сунув. Сразу просветлело в голове…
Долго ли, коротко ли, а только упилася и бабка. Однако же, так за локоток казака держит, что не вырваться.
Толкнул тута казак ворона и спрашивает:
- Тебя как кличут-то, тетеря глухо-пьяная?
Ворон гордо башку свою из чрева поросенка выдернул, на Стыця одним глазом соловелым глянул:
- А ну! – каркает, - не сметь обзывать мине кличками куриными! Ибо я почтенный птах, четыреста пятьдесят лет проживший! А звать мине – Аминхотеп Васисуальевич! – и вновь клюваком в поросенка влез…
- А скажи-ка ты мине, будь любезен, Мудиностепь Висискубальевич, люба ли тебе хозяйка наша?
- Люба! – ворон аж вскинулся весь, со стула свово едва не свалившись. – Ох, и люба мине Ягуся! Да так люба, что я за ею в огонь и в полымя!
- Так вставай же, Аидитывстепь Даподальшевич! Зараз я вас и повенчаю тута с красотой твоею разлюбезною!
Свалился ворон со стула да к старухе и припорхнул, прижавшися тесно. А та не чует, кто к ней жмется-то, облапила ворона да словечки ласковы шепочет ему в клюв раззявленный...
Тут Стецько ухватил со стола рушник, весь петухами расшитый, да и ну, старуху с вороном пеленать им, приговаривая:
- Венчаю вас по звычаю казацкому! Рушником крепко увязываю, чтоб муж и жена, как одно целое, вовек в ладу да в достатке проживали и добра наживали. Живите, - говорит, - долго и счастливо…
Так укутал парочку, что аж упыхался казак. Смотрит, а ворон с Ягой уж так осчастливились содеянным, что сомлели дажить…
А Стецько, что ж, накидал в мешок здоровенный провиянту всяческого со стола, да, подумавши, скатерку-то самобранную с собою и прихватил. Из сундука бабкиного сабельку себе золочену выбрал, да пистоль гишпанских мастеров ружейных, в каменьях увесь самоцветных. Да жменю талеров золотых в карманы штанов необъятных кинул…
Да и был таков…
А заутра был Стецько уже на залоге Матвеевой, да казачков на выручку свово полка-то и повел. И надо вам, панове, сказать, что весьма вовремя Стыць подмогу-то привел. Нечем уж было биться казакам, ослабли они от голода да от жажды…
А как закончилося все, вышли казаки из балки, буджаками обложенной, так кинул Стецько скатерку свою на поляну макову, да как выдала скатерка все, что умела…
Ох, и закатили же казаки пир горой!
А о том, как Стецько Бабу - Ягу замуж отдал, то казаки не скоро от его узнали…
Про казака Фрола и Чертову Балку
Жил когда-то в незапамятные времена на Хортице казак по имени Фрол, да и по прозвищу Фролко. Добрый казачура был. Постатью кремезный. Чуба долгого имел, что два раза за ухо заворачивал. А уса пышные у Фрола на плечах лежали, в колечки крученные…
А только не тем, славен был Фрол, что красив был казак да в бою могуч. Славен был Фрол тем, что однажды перед походом на турок отдал в казну кошевую цельный жбан[15] с червонцами золотыми, чтоб свинца да пороху прикупить пред походом дальним. А откуда тот жбан Фролу достался – то отдельный сказ будет.
Умел Фрол готовить хлеб, пышный да смачный, какой никто в куренях не умел испечь. Да горилку крепкую да чистую, как дитяти слеза, гнать умел, какой ни у кого не было. А на закуску варил Фрол кулеш пшенный да на шкварках заправленный…
Однажды по осени, в конце вересня[16], когда леса хортицкие начали надевать наряды золото-багряные, а изумрудно-зеленая вода в Днипре стала такой чисто-хрустальной, что было видно, как колышут лениво хвостами в заводях карпы толстенные, чешуей, в блюдце величиной поблескивая, решил Фрол отправиться на охоту. Да кабанчика дикого заполевать. Бо жирный кабанчик по осени-то, сладко мясо имеет.
День - деньской проходил Фрол в лесах, да только не заполевал кабанчика. Так и пришел он в Чертову Балку – место глухое да мрачное. А тут уж и смеркаться стало. Решил он заночевать в лесу. Развел вогнище[17] на поляне и заварил в походном казане добрый кулеш. Поев кулеша, задремал Фрол, завернувшись в свитку походную суконную да волчьим мехом подбитую...
Странные звуки услышал Фрол сквозь сон. Приоткрыл глаза казак и увидел, что погасло вогнище, угольки лишь оставив, а вокруг него тени неясные мельтешат да пришептывают. Не понял Фрол: то ли снится ему, иль насправду видит он привидов... Как вдруг кто-то бросил в вогнище охапку сухих веток и изо всех сил дунул в огонь. Вспыхнуло полымя и осветило поляну. И увидел Фрол, что вокруг костра собрались бесы. Все они на него глядели, и очи их угольками вспыхивали во мраке лесном. Не трус был Фрол, не-ет, никогда казак труса не праздновал, однако же, не по себе ему стало, и рука сама потянулась крестное знамение сотворить. В этот момент один из бесов, старшой, видать, изо всей шайки, сказал:
- А не трудись, казаче, креститься. Так ты крепко спал, что сняли мы креста с шеи твоей, да в полымя и бросили... А вот у нас до тебя дело есть! Надоело нам горелым мясом грешников питаться, и хочим мы, чтоб научил ты нас еду хорошую готовить.
Фрол открыл, было, рот, чтоб возразить, да только бес копыто свое предостерегающе поднял и продолжил:
- Знаем мы, что умеешь ты знатно кулеш варить, что хлеб твой - лучший на Хортице. Знаем и то, что горилка у тебя такая славная, что все курени запорожские у тебя ее покупают к святам. То ты, казаче, должен так научить моих чертенят делать все это , чтоб смачнее было, чем у тебя самого!
- Так ведь для того, чтобы все получилось получше моего, нужно многое, чего у вас нет!
-А ты скажи, казак, что нужно добыть, и мы в один миг все сделаем!- воскликнул бес.
Задумался Фрол. А только деваться некуда, не отпустят его бесы, коли не выполнит задание их…
- Ладно, - сказал Фрол, – Ваша взяла. Так и быть, научу вас всему, что сам умею. Но вначале надо построить мельницу, винокурню и печь для выпечки хлеба.
- Где будем строить? – Бес даже хвостом закрутил от удовольствия, что дело сладилось.
- Да здесь же и стройте. Место удобное: тут тебе и река быстрая да широкая, в самый раз, чтоб мельницу поставить. Тут тебе и лес с дровьями для винокурни. Тут тебе и глина для печи.
Ох, и закрутились черти! Да так, что только пыль столбом поднялась… А к утру всё было готово. И печь для хлеба, и винокурня с котлами да ухватами и прочей хозяйской утварью. А уж у печи и зерно стояло для помола, и дрожжи пахучие, и сало лоснилось боками толстыми, и пшено, горкой на доску чистую насыпанное, золотыми искорками поблескивало.
