квартале от Джун-стрит. Задание неожиданно стало интересным.
Час спустя я нажимал кнопку звонка большого особняка с колоннами. Дверь открыла симпатичная седоволосая женщина лет пятидесяти, одетая в пыльную рабочую одежду. Я представился:
— Полицейский Блайкерт, полиция Лос-Анджелеса. Примите мои соболезнования, миссис...
Рэй Пинкер не сказал мне, как ее зовут. Женщина ответила:
— Соболезнования приняты. Я — Джейн Чемберс. Вы лабораторный техник?
Несмотря на резкость, с которой она произносила слова, голос ее все-таки дрожал; мне она сразу понравилась.
— Да. Если вы покажете мне место, я им займусь и оставлю вас в покое.
Джейн Чемберс провела меня в фойе, отделанное деревом спокойных тонов.
— Кабинет находится позади столовой. Вы увидите огороженное место. А теперь, если вы позволите, я пойду поработаю в саду.
Она незаметно смахнула слезинки с глаз. Я нашел комнату и перелез через натянутые ленты ограждения. Меня удивило, почему этот ублюдок грохнул себя именно так, чтобы домочадцам пришлось наблюдать все это месиво.
Внешне похоже на классическое самоубийство: перевернутое кожаное кресло, очерченное мелом место падения трупа. Оружие — двустволка двенадцатого калибра — находилось там, где и должно было быть, — в полутора ярдах от тела, дуло запачкано кровью и остатками тканей. Картину дополняли забрызганные кровью и мозгами потолок и стены, а также разлетевшаяся во все стороны картечь и фрагменты зубов — явный признак того, что жертва выстрелила себе в рот сразу из двух стволов.
Я потратил целый час, измеряя траектории полета картечи, отмечая расположение пятен крови, складывая в пробирки кусочки материи и снимая с оружия отпечатки пальцев. Закончив, я завернул ружье и положил его в сумку, которая была частью моего снаряжения. Я прекрасно понимал, что это ружье в конце концов окажется в коллекции какого-нибудь спортсмена-любителя из числа сотрудников полицейского управления. Завершив свои дела, я вышел в коридор, и тут мое внимание привлекла висевшая на стене, прямо на уровне глаз, картина в рамке.
Это был портрет клоуна — маленького мальчика в костюме придворного шута, нарисованный много- много лет назад. Он был изображен сгорбленным и согнувшимся; на его лице застыла улыбка, которая больше походила на сплошной рубец, протянувшийся от уха до уха.
Я уставился на него в немом оцепенении, сразу же вспомнив об Элизабет Шорт, найденной на 39-й и Нортон. Чем дольше я так стоял, тем больше мне казалось, что оба этих лица слились в одно; наконец я оторвал глаза от портрета и посмотрел на висевшую рядом фотографию двух державшихся за руки девушек, как две капли воды похожих на Джейн Чемберс.
— Вот еще двое, которые его пережили. Симпатичные, не правда ли?
Я оглянулся. Вдова, казалось, была в два раза грязнее, чем до этого, от нее несло распылителем против насекомых и пахло землей.
— Как их мать. Сколько им?
— Линде двадцать три, а Кэрол двадцать. Вы уже закончили?
Я подумал о том, что ее девочки — ровесницы дочерей семейства Спрейг.
— Да. Скажите тому, кто будет там убираться, чтобы обрызгал все нашатырным спиртом. Миссис Чемберс...
— Джейн.
— Джейн, вы знаете Мадлен и Марту Спрейг?
Джейн Чемберс недовольно фыркнула.
— Да уж, семейка. А вы откуда их знаете?
— Я выполнял для них кое-какую работу.
— Вам повезло, что вы недолго с ними общались.
— Что вы имеете в виду?
В коридоре зазвонил телефон. Она сказала:
— Пойду принимать соболезнования. Спасибо за вашу учтивость, мистер...
— Просто Баки. До свидания, Джейн.
— До свидания.
Я написал свой отчет на участке в Вилшире, затем просмотрел файл на застрелившегося Чемберса, Элдриджа Томаса, дата смерти 2.04.49. Там почти ничего не было: Джейн Чемберс услышала выстрел, обнаружила тело и сразу же вызвала полицию. Когда прибыли детективы, она рассказала им, что ее муж находился в депрессии из-за своего ухудшающегося здоровья и переживал по поводу неудачно сложившегося брака старшей дочери. Типичное самоубийство: дело закрыто после проведения на месте следственных действий.
Улики, собранные мной, полностью подтвердили версию о самоубийстве. Но мне казалось, что работа еще не закончена. Вдова вызвала у меня симпатию, недалеко от ее дома жили Спрейги, и я все еще не удовлетворил свое любопытство. Я засел за телефон и стал обзванивать журналистов, знавших Расса Милларда. Я дал им всего два имени: Элдридж Чемберс и Эммет Спрейг. Они обзвонили своих знакомых и снова связались со мной. Через четыре часа я знал следующее.
Элдридж Чемберс умер баснословно богатым.
В период с 1930 по 1934 год он был президентом Южно-калифорнийской комиссии по
