— Может быть, Эммет уже близок к падению. Ваш муж мог бы...
Джейн постучала своим обручальным кольцом по столу.
— Мой муж был богат, симпатичен и сносно танцевал чарльстон. Я любила его до тех пор, пока не узнала, что он мне изменяет, а сейчас, кажется, снова начинаю его любить. Как ни странно.
— Ничуть не странно, — заметил я.
Джейн ласково улыбнулась.
— Сколько вам лет, Баки?
— Тридцать два.
— Ну а мне пятьдесят один, и раз мне кажется это странным, значит, так оно и есть. В вашем возрасте вы не должны воспринимать человеческую природу так цинично. У вас должны остаться хоть какие-нибудь иллюзии.
— Вы меня дразните, Джейн. Я — полицейский, а у полицейских нет иллюзий.
Джейн от души рассмеялась.
— Не в бровь, а в глаз. А вот теперь мне стало интересно, как это бывший боксер связался с Мадлен Спрейг?
На этот раз я соврал:
— Я остановил ее за проезд на красный свет, и потом слово за слово... — Внутри все сжалось, когда я, как бы невзначай, задал ей следующий вопрос: — А что вы про нее знаете?
Она топнула, прогоняя черную ворону от розовых кустов, цветущих во дворе.
— История моих отношений с женской частью семейства Спрейг насчитывает больше десяти лет и выглядит достаточно странно, если не сказать причудливо. Почти гротескно.
— Я уже навострил свои уши.
Джейн пошутила:
— Некоторые могли бы сказать — свои зубы, — увидев, что я не засмеялся, она перевела взгляд на Мюрифилд-роуд, туда, где за садом Чемберсов находилось поместье разбогатевшего магната. — Когда наши дети были еще маленькими, Рамона устраивала маскарады и театрализованные представления на большой лужайке перед их домом. Девочек одевали в переднички и костюмы разных зверюшек. Я разрешала Линде и Кэрол участвовать в этих мероприятиях, хотя и знала, что Рамона не совсем в здравом рассудке. По мере того как дети росли, эти представления делались с каждым разом все необычнее. Рамона и Мэдди были очень хорошими гримерами, и Рамона ставила эти... постановки, изображавшие действительные события, произошедшие во время Первой мировой войны с Эмметом и его другом Джорджи Тильденом.
И она одевала детей в шотландские килты, напудривала им лица и давала в руки игрушечные мушкеты. Иногда она мазала их похожей на кровь краской, и время от времени Джорджи снимал все это на кинопленку. Все это стало принимать такие масштабы и становилось настолько странным, что я запретила Линде и Кэрол играть с девочками Спрейгов. Затем Кэрол как-то пришла домой с фотографиями, которые сделал Джорджи. На них она, вся перемазанная красной краской, изображала мертвую. Это было той каплей, которая переполнила мою чашу терпения. Я ворвалась в дом Спрейгов и обрушилась с нападками на Джорджи, поскольку знала, что Рамона была не в состоянии отвечать за свои действия. Бедняга молча снес мои обвинения. Позже я жалела о том, что накричала на него, — ведь он был искалечен в автомобильной аварии и теперь был инвалидом. В свое время он управлял собственностью Эммета, а теперь работает у него садовником и стрижет городские газоны.
— А что потом случилось с Мадлен и Маргарет?
Джейн пожала плечами.
— Марта стала необыкновенно одаренной художницей, а Мадлен — девушкой легкого поведения, но, как я догадываюсь, это вы знаете и без меня.
Я заметил:
— Не стоит язвить, Джейн.
Постукивая кольцом по столу, она произнесла:
— Извините. Может быть, самой не хватает смелости искать развлечений на стороне, ведь не собираюсь проводить остаток своей жизни на садовом участке, но я слишком горда, чтобы приглашать жиголо. А вы как думаете?
— Найдете себе еще одного миллионера.
— Навряд ли, да и одного мне вполне хватит до конца жизни. Знаете, о чем я сейчас постоянно думаю? О том, что за окном уже 1950 год, а я родилась в 1898-м. Это смущает меня больше всего.
Я сказал то, о чем думал последние полчаса:
— Вы заставляете меня жалеть о том, что все сложилось так, как сложилось. Что время не повернуть назад.
Джейн улыбнулась и, вздохнув, сказала:
— Баки, больше вам нечего мне предложить?
Я ответил со вздохом:
— Думаю, больше я теперь предложить никому не могу.
— А знаете, вы довольно любопытны.
— А вы довольно разговорчивы.
