Воронкову. — Вы еще молоды. Неужели, не хочется сыграть по крупному? Чтобы все переменить разом, чтобы не жалеть потом о бездарно упущенном времени?
— Во, понесло — ухмыльнулся Воронков. — От жары совсем свихнулся.
Дудкин пропустил это замечание мимо ушей.
— Какое сегодня число? — спросил он.
— Утром было двадцать шестое, — ответил Капустин.
— Вот именно! Двадцать шестое! — воскликнул эксперт. — Запомните этот день. Вам обоим выпал шанс! Шанс с большой буквы! Вы оказались в нужном месте в нужное время и, главное, с нужным человеком.
— Я поехал, — сказал Воронков, делая попытку подняться с дивана. — Раз сегодня такой день, надо будет в карты с Кривым сыграть. Он, сволочь, меня на прошлой неделе под чистую разделал.
— Я бы на вашем месте так не торопился, — заметил Дудкин. — Как бы потом всю жизнь локти кусать не пришлось.
— Чего?! — угрожающе протянул Воронков.
— Погоди, Ворона! — сказал Капустин. — Посиди немного, попей еще водички, давай послушаем, что нам товарищ расскажет.
— Это ты здорово придумал, — покачал головой Воронков. — Твоя смена идет, а я сидеть должен. — Однако, с дивана он так и не поднялся.
— Ну, давай, уважаемый, — сказал Капустин Дудкину, устраиваясь на стуле удобнее. — Агитируй нас за лучшую жизнь. Только учти, под ментами мы работать не будем.
— Разумеется! — воскликнул Дудкин. — Никто и не собирается предлагать вам работать под ментами. Зачем? — он даже рассмеялся от очевидной бессмысленности такого предложения. — «Под ментами»! — повторил Дудкин, — Скажете тоже. — Неожиданно он снова стал очень серьезным. — Речь идет о работе на Организацию.
— На кого? — не понял Капустин.
— На Организацию! — Дудкин многозначительно поднял вверх узловатый указательный палец с грязным ногтем.
— На ФСБ, что ли?
— ФСБ! — Дудкин пренебрежительно скривил рот. — ФСБ в данном случае лишь прикрытие. — Он понизил голос и сделал жест, приглашая Капустина подвинуться ближе. Капустин послушно подался вперед. — История с товаром придумана для отвлечения внимания, — сказал он почти шепотом. — Бек — подставная фигура, Заморокин — пешка, которой надо пожертвовать. Все организовано для того, чтобы пустить по ложному следу подполковника Обиходова и его приятелей с Петровки. И это блестяще удалось! Не без вашей помощи, дорогие мои, — Дудкин окинул своих притихших стражей маршальским взглядом, — не без вашей помощи. Если вы будете продолжать сотрудничество в том же духе, вам это зачтется.
— Какое еще сотрудничество? — насторожился Воронков.
Эксперт не стал уточнять. Он налил себе в стакан воды и выпил ее крупными глотками.
— Решающий этап операции начинается сегодня, — сказал он, вытирая рот рукавом, — двадцать шестого числа. На кону — золото Барона. Слыхали про такого? Два года назад он плохо обошелся с Альбертиком Барзеевым, прибрал себе к рукам двадцать килограмм чистого золота в виде разных древних изделий, которым цены нет. Но самое главное то, что вся эта музыка принадлежала вовсе не Альбертику, к Барзееву она попала по чистой случайности. Золото принадлежало Организации, — Дудкин снова многозначительно продемонстрировал указательный палец. — А это уже очень серьезно! И Альбертик и сам Барон, разумеется, поплатились за свою дерзость. Барона не спасло даже то, что он сбежал в Америку. Глупец! Он думал, что от Организации можно сбежать. Конечно, не все было гладко. На какое-то время мы слишком увлеклись местью и упустили из виду золото. Оно снова пропало! Полтора года я искал его следы. Нашел. Потом еще полгода готовил операцию и вот, сегодня, наступает ее решительная фаза. Я уже чувствую его запах, — Дудкин втянул носом воздух. — Я чувствую запах золота.
Капустин и Воронков переглянулись. Капустин платком вытер выступивший на лбу пот.
— Помешать операции не может уже ничто, — продолжил эксперт. — Землетрясение, наводнение, биржевой кризис — ничто! Организация сама может устроить какой угодно кризис. А вот помочь операции можно. И это в ваших руках. Те, кто помогает Организации, никогда не остаются в накладе. Так что, решайте, дорогие мои, а я, с вашего позволения, посетил бы туалет, — закончив речь на такой прозаической ноте, Дудкин встал, и заложил руки за спину, выказывая смиренную готовность подчиняться строгим правилам содержания Заморокинских «гостей».
В туалет его сопровождал Капустин. Как только эксперт скрылся за разбитой фанерной дверью с большой от руки намалеванной буквой «М» (другого туалета в автомастерской, разумеется, не было), Капустин запер дверь снаружи на щеколду и быстро вернулся в комнатенку.
— Ты понял? — сказал он, развалившемуся на диванчике Воронкову.
— Понял, — кивнул тот. — Везет нам с тобою на долбанутых.
— Значит, не понял. — Капустин взял стул и подсел к диванчику. — Я же был там тогда, — сказал почти шепотом.
— Где?
— В клубе этом, Барзеевском, «Пингвин» или «Пеликан», как он там назывался. Я был там, когда люди Барона разнесли все к чертовой матери. Помнишь, Заза, грузин, попросил нас помочь отбиться. Тогда я поехал и еще четверо наших. Ух, и заваруха была, еле ноги унесли.
— Ну и что? — вяло спросил Воронков. — Мало ли что было. Чего ты так разволновался?
— А то, — Капустин пододвинулся еще ближе. — Когда стало ясно, что дело труба, я тихонько залег себе около стеночки в темном углу, решил переждать, чем все закончится. И случайно услышал разговор. Кто говорил, я не видел, особо любопытствовать не хотелось, только говорили они про золото. Понял? Про какое-то Сокровище. Они его искали в этом клубе, у Барзеева.
— Ну и что? — опять спросил Воронков.
— А то! Что фраер не врет! — взволнованно зашептал Капустин. — Есть оно, золото-то!
— Ну и что? — повторил Воронков.
— Вот заладил «ну и что», «ну и что»! — в сердцах воскликнул Капустин. — Мозги от жары расплавились? Думать надо, что делать! Раз золото есть, может тогда действительно, того… стоит попробовать? Что скажешь?
— Чего попробовать-то?
— Ну… — Капустин задумался. На его вспотевшем лице отражалась натужная работа мысли. Видно, он подбирал формулировку. — Может, подпишемся, под золотишко-то, — предложил он не совсем уверенно.
— С этим шибзиком? — усмехнулся Воронков. — Только посмотри на него, ему бутылки по подъездам собирать.
— Вот это ты зря, — покачал головой Капустин. — По наружности судить никогда нельзя. Моню Шнайдера помнишь? Тот выглядел еще хлеще, без слез не взглянешь, инженеришка-алименщик на неполной ставке, а какими он делами ворочал? К нему цеховики со всего Союза на поклон приезжали, такой был человек! Этот гусь тоже непрост, поверь моему опыту!
— Иван за такие вещи шкуру спустит, — мрачно предрек Воронин.
— Иван! — Капустин махнул рукой. — Иван на честном слове держится. Сам уж, наверное, видишь. Такие обломы, как с Беком, даром не проходят. И на пустом месте тоже не возникают. Раз такое случилось, значит, дни Ивана сочтены. Не сегодня завтра прихлопнут Ивана и нас с тобой за одно. Я с самого начала чувствовал, что неспроста это все закручивается, ой, неспроста. Надо думать, как выбираться. Меня чутье никогда не подводило. Тогда в клубе тоже, не прикинься я шлангом, кормил бы уже червей или опять бы какую-нибудь магистраль прокладывал. Да только хватит уже с меня этих магистралей. Последний раз и все! На покой. Я так давно уже запланировал. Теперь я чую, вот оно! Час настал, понимаешь? Что ты молчишь?
— А если это все туфта? — спросил Воронков, уже несколько изменившимся тоном.
— А если нет? — отпарировал Капустин.
Воронков посчитал это сильным доводом. Он щелчком выбил из пачки сигарету и закурил.
