смотреть. Та м все проще, и от этого чувствуешь себя уверенней. От Америки осталось ощущение удачи, такое счастливое чувство легкости, которого мне так не хватало. Америка – замечательная, прекрасная страна. И я очень благодарна ей. Она раскрепостила меня, подтвердила мои догадки относительно того, что я очень свободолюбивый человек. Дала возможность почувствовать себя счастливой, дала передышку между тяжелыми периодами в моей жизни. Америка для меня была как глоток кислорода. Я воспряла, у меня появились силы вдохновение. Можно сказать, что я снова обрела вкус к жизни.
Понятно, что актерскую профессию я не бросила. Вернулась в «Табакерку». Очень соскучилась по работе. И когда Леонид Трушкин пригласил меня в свой «Театр Антона Чехова», я с радостью согласилась. Первую небольшую роль я сыграла в спектакле «Ужин с дураком». Пронзительная, динамичная французская комедия Франсиса Вебера. Она ставилась специально для Геннадия Хазанова. Когда начали репетировать, я сразу сказала:
– Геннадий Викторович, мне кажется, я не смогу с вами играть – я буду смеяться не переставая и ни слова не произнесу.
И он мне предложил:
– Давайте договоримся: вы никогда не будете на меня смотреть.
Но это было невозможно – по замыслу нам нужно было наоборот все время буквально «разговаривать» глазами, переглядываться. Ох, как же я с собой боролась! Со страшной силой. Хазанов играл безумно талантливо, гротескно. Это такая мощная стихия! Но неожиданно для себя я выдержала этот бешеный темп.
Второй спектакль, в котором я была занята – водевиль того же Вебера «Все как у людей». Тоже комедия положений и тоже необычайно бойкая. Надо сказать, мне очень даже понравилось вот это мое новое эксцентричное «комическое» существование на сцене. Во мне заработал моторчик, скрытый где-то внутри. Я поняла, что завожусь сама и держу зал. Это невероятное ощущение.
Я играла роль аферистки, у которой есть пунктик: она безумно любит готовить, просто одержима стряпней, фанатично предана своему делу. И вот, приезжает чья-то любовница, и ее надо представить как кухарку, другого выхода нет. А у моей героини начинается истерика: «А я кто тогда?!». У нее даже отбирают ножик и платят ей, чтобы она не мучилась от сознания, что кто-то занял ее место. Моя героиня – существо лишенное каких бы то ни было половых признаков. Но по ходу сюжета она преображается в красивую женщину. Это, безусловно, была отличная актерская практика. Репризная скорость произнесения текста, сверхэнергичное существование на сцене. Ни на секунду не выключаться, никаких пауз. Все время забегаешь вперед, такая энергетика «с запасом».
Вообще, антреприза – странное самоощущение для актрисы, привыкшей к темпам репертуарного театра. Нет привычного театрального застоя, зато есть замечательные партнеры и все заняты делом. Не остается места ни для чего другого: ни для обид, ни для сплетен, ни для косых взглядов. Антреприза меня радовала. А вот все остальное… Моя творческая биография стала какой-то вязкой, как болото. Все тормозилось, становилось медленнее, и я не понимала – почему так происходит? Время как будто бы густело, затрудняя движение – год на одно, год на другое, и мне казалось, что в профессиональном смысле я ничего не приобретала. Я все пыталась понять, бесконечно анализировала – почему со мной ничего не происходит как с драматической актрисой, в то время как в комических ролях все идет довольно неплохо? Но так как я уже начинала думать о себе как об актрисе в прошедшем времени, я не замечала своих удач и видела только негативные стороны своей карьеры. Сейчас я смотрю на все совсем по-другому, а тогда – я была полна уныния, была очень пессимистично настроена, и не могла поверить, что меня ждет что-то хорошее впереди. Я поддалась влиянию негатива в своей жизни и стала подсознательно программировать себя – да так успешно, что даже позитивные вещи перестала замечать. Зациклилась на своих страхах – ах, я не стану актрисой, вот видите, видите, ну, точно, все, моей карьере конец. Если бы во мне было чуть больше веры, если бы я позволила себе освободиться от груза неудач, если бы я не боялась, что мой оптимизм и моя надежда обернутся для меня самообманом, возможно, тот период прошел бы для меня менее болезненно. Ну что же, это урок на всю жизнь.
К моим бесчисленным разочарованиям добавилось и мое первое появление в компании «Амедиа» – я пробовалась в сериал «Бедная Настя». Подумать только, насколько это название отражало мое состояние на тот момент! Сейчас даже смешно – в этом костюмном сериале было множество вакансий на любой вкус и цвет от знати и высшего света до крепостных и крестьян. Меня увидели в театре, порекомендовали, пригласили на пробы. И, надо отдать должное режиссерам, пробы прошли очень трогательно: меня отлично загримировали, причесали, одели. Я прочитала текст. Но ни на одну роль меня не пригласили. Не подошла.
Вообще, для меня кастинги всегда были проблемой. Надо показать на что ты способна, а меня как раз именно это больше всего сбивает. Как будто ты доказываешь, что не верблюд. Словно нет к тебе доверия, словно тебя подозревают в каком-то обмане, мошенничестве, хотят проверить, оценивают. У меня тут же пропадает задор, а чувство соперничества заглушает азарт. И режиссеры это сразу же чувствуют. Ты не хочешь метать бисер, а они видят – ты засыпаешь. Ну и спи себе дома! В этом смысле я не актриса. Актрисам должны нравиться пробы. Кураж необходим, и без него в нашей профессии ничего не получается.
Я жила в состоянии «миссия невыполнима». Миссию «актриса» я провалила. Миссию «семья», кажется, тоже. Я уже привыкла к тому, что Дима не ощущал и не понимал моей профессии. Мы разошлись во взглядах, бывает. Но оказалось, что он вообще не понимал, как надо жить с другими людьми. В доме слышались постоянные крики, шло давление на детей. Они очень страдали и продолжать совместную жизнь стало просто нечестным по отношению к ним. Почему дети должны жить во лжи? Анечка в семь лет сказала: «Когда мне будет шестнадцать, я уйду из дома, чтобы этого не слышать». Нет, у нас не было ссор. Дима кричал, а я молчала. Такая игра в одни ворота. Но я думаю, его поведение было продиктовано чувствами. Я не могла терпеть, когда он давил на меня, не выносила его тирании, обещала, что когда-нибудь не выдержу и уйду. Сам Дима никогда не пытался уйти – для него это было табу. Вот так и обстояли наши семейные дела: с одной стороны сильная привязанность, а с другой – нежелание принять меня такой, какая я есть.
12.
Мы с детьми отправились на два месяца в Анапу. В поисках солнца и пропитанного морем воздухоам, которые по легенде должны приносить много здоровья, мы поселились в этом прекрасном городе, в каком-то совковом санатории. Сказать по правде, этого времени я почти не помню: для меня все было как в тумане. Один день сменялся другим, как две капли воды похожим на предыдущий. Дни сливались в вереницу скучных, размеренных недель. Да что там недели – каждая минута тянулась для меня мучительно долго. Жизнь была как зажеванная пленка, когда один и тот же кадр прыгает у тебя перед глазами вновь и вновь, покрываясь серой рябью и снова восстанавливаясь, как ни в чем не бывало. Даже на море ходить было невозможно. Из-за какого-то сверхъестественного обилия водорослей береговая линия практически скрылась под серо-буро-зеленой массой, которая к тому же еще и гнила на солнце, источая ужасный запах. Как в сточной канаве. И вот, мы наслаждались купанием в бассейне с другими ста сорока восьмью отдыхающими. В общем, что и говорить – масса удовольствия. И дети, конечно, уже просятся домой, но ты должна изо всех сил удержать их здесь, на море, чтобы они независимо от своего желания, наслаждались этой чудной природой.
Помню, как каждый день, в тщетных попытках прогнать тоску, я вглядывалась в небо, по которому порывы ветра гнали облака. По небу плывут облака – а по моим щекам бегут слезы. Сижу возле бассейна, как Аленушка у ручья, горюю. Облака тем временем складываются в причудливые фигуры, но ветер снова разрывает их на лохмотья. И ничего не остается. Надежда тает. Слезы текут. И вдруг – смотрю, а одно облако осталось целым, оно парит, раскрывает широкие белые крылья. «Что это? Птица?» – думаю. А сама не шевелюсь, боюсь спугнуть видение. «Нет, не птица… Больше похоже на лошадь… С крыльями… Та к это же Пегас!». У меня было ощущение, что мне показали мое будущее, будто на секунду приоткрыли занавес, дали одним глазком выглянуть из-за кулис в зрительный зал. Я почувствовала – что-то очень хорошее должно произойти. Очень скоро. У меня было ощущение, что меня кто-то успокаивает, обещая что «все будет хорошо». Я смотрела на облака, а они проплывали надо мной, оставляя мне надежду, и это чувство не уходило.
И вот, вечером вдруг раздается звонок с киностудии «Амедиа». Я услышала в трубке нежный девичий
