— Нет, не продали, — успокоил отец. — Заложили. После нашей смерти дом и ферму возьмет банк. А теперь… Мы подумали, сейчас ты как никогда нуждаешься в деньгах.
Дэнни посмотрел на отца, высокого и очень худого, одежда на нем висела, как на пугале.
— Папа…
Голос у Дэнни сорвался, на глаза навернулись слезы. Он не мог говорить, только качал головой. Отец подошел к нему и обнял, прижал к себе, погладил по волосам своими длинными сухими пальцами с широкими, бледными по краям ногтями.
— Мы всегда были к тебе несправедливы, — вздохнул отец. — Постоянно делали что-то не то. А вот сейчас сделали правильно.
Наследующий день, ранним утром, они исчезли. Улетели, как последний порыв осеннего ветра, что срывает с деревьев остатки шуршащей листвы и уносит ее. Кратким, но значительным был их визит — он возвестил о смене времен года и о скором начале новой жизни.
Глава 54
Гонщик обязан верить. В свой талант, в свое здравомыслие, в тех, кто его окружает, в физику. Гонщик обязан верить в техников, в свою машину, в покрышки, в тормоза, в самого себя.
Подъем пугает и смущает гонщика. Заставляет вилять, поддавать газу. В результате покрышки теряют сцепление. Полотно становится скользким от масла. И тогда гонщик выходит из поворота на огромной скорости, не чувствуя под собой трека. Когда на него обрушивается гравиевая ловушка, гонщик обязан принимать решения, от которых зависит не только исход гонки, но и его будущее. Начни он прорываться через гравий — и произойдет катастрофа, поверни он руль — и машина начнет вращаться, потому что колеса встанут поперек трека. Поднять передние колеса — тоже плохо, машина потеряет устойчивость. Так что же делать?
Гонщик должен смириться с действительностью. Со своей судьбой. Он должен признать, что ошибки совершают все. Он переоценил себя. Принял не то решение. К сложившейся ситуации его привело стечение обстоятельств. Все это гонщик вынужден признать и за все заплатить. Он должен сойти с дистанции.
Утопить в гравии два колеса. Даже четыре. Ужасное чувство для гонщика, особенно во время соревнований. Противно слушать, как гравий стучит по шасси. Ощущение такое, словно плывешь в дерьме. Пока гонщик зарывается в гравий, его соперники проносятся мимо. Они заняли его место и на огромной скорости продолжают гонку. Уже без него. Потому что он теряет скорость.
В этот момент гонщик испытывает колоссальный стресс. Ему ужасно хочется вернуться на трек. Он уверен, что должен вернуться на трек. Страшная ошибка!
Поставьте себя на место гонщиков, не допущенных к соревнованиям. Представьте тех, кто переусердствовал в исправлении своих ошибок и чьи машины начали вращаться впереди соперников, идущих на предельных скоростях. И те и другие оказываются в кошмарной ситуации…
Победитель, чемпион примет удар судьбы как должное. Он продолжит гонку с грязными скользящими колесами. Сделает все возможное, чтобы выдержать курс, выберется из гравия и в конце концов вернется на трассу, где в конечном счете ему куда безопасней, чем на гравии. Да, он потеряет несколько позиций. Да, он потеряет преимущество. Но он снова станет участником гонки. Он на треке.
Гонка длится долго. И уж лучше соревноваться с самим собой и финишировать позади всех, чем понаделать ошибок и разбиться.
Глава 55
Вскоре благодаря Майку, терзавшему Дэнни вопросами до тех пор, пока он не начал на них отвечать, я узнал много нового. О том, что мать его ослепла, когда он был еще мальчишкой, и о том, что он заботился о ней, пока не вырос и не поступил в колледж. О том, как отец сказал, что если тот не останется присматривать за матерью, не будет помогать ему на ферме, а уедет, то домой может не возвращаться и на поддержку не рассчитывать. О том, как Дэнни каждое Рождество звонил домой, но только через несколько лет мать наконец сняла трубку и, не проронив ни слова, выслушала его. Прошло еще несколько лет, и она спросила: «Как живешь?» и «Ты счастлив?»
Оказалось, родители не платили взносы за его участие в заездах во Франции, как утверждал Дэнни, а он сам их заплатил, заложив дом. Не давали они ему денег и для участия в гонках натуринг-каре, он сам сделал взнос, перезаложив дом, и Ева его поддержала.
Все эти годы Дэнни балансировал на краю и в результате оказался банкротом. Закончилось тем, что он позвонил матери и попросил помощи, самой малой, лишь бы не потерять дочь. И мать ответила, что готова отдать ему все, что у них есть, если увидит внучку. Потом были ее руки на радостном Зоином личике, ее слезы на платье в цветочек.
— Печальный рассказ, — произнес Майк, наливая себе вторую рюмку текилы.
— Это точно, — отозвался Дэнни, сжимая в ладонях банку диетической колы. — Надеюсь, со счастливым окончанием.
Глава 56
— Всем встать, — объявил судебный пристав. Старинное обращение казалось неуместным в современном интерьере. Здание нового суда Сиэтла было выполнено в ультрамодном стиле: стеклянные стены, сверкающие металлические балки, выступающие по углам, бетонные полы и лестницы, покрытые каучуком, под потолком плоские квадратные светильники, сияющие странным голубоватым светом.
— Достопочтенный судья Ван Тигем.
В зал вошел пожилой человек в черной мантии. Невысокий, полный, его длинные волнистые седые волосы были аккуратно зачесаны с одной стороны головы на другую. Над глазами нависали густые темные брови, похожие на двух мохнатых гусениц. Говорил он с заметным ирландским акцентом.
— Садитесь — велел он. — Начинаем судебное заседание.
Вот так начался суд. По крайней мере в моем воображении. Не стану пересказывать всех деталей, потому что не знаю. Я не присутствовал в зале, ведь я — собака, а собак в суды не пропускают. Мое единственное впечатление о суде составлено из картин и мечтаний, порожденных моей собственной фантазией. Известные мне факты я почерпнул из рассказов Дэнни, мое же собственное представление о зале суда основывается, как я уже говорил, на просмотрах моих любимых фильмов и телешоу. Все дни я соединил воедино, но получилось, по-моему, неважно — нечто вроде незаконченного пазла, где собрана рамка, углы, бока, а сердцевина и нижняя часть остались пустыми.
Весь первый день суда адвокаты сторон провели в прениях, на второй день выбирались присяжные. Дэнни и Майк не особо распространялись относительно этих событий, и я могу сделать вывод, что все шло как и предполагалось. В те два дня Тони и Майк приезжали к нам ранним утром, затем Майк с Дэнни отправлялись в суд, а Тони оставался присматривать за мной.
Мы с Тони ничем особенным не занимались и разговаривали мало. Сначала сидели читали газеты или совершали короткие прогулки, либо сразу шли в «Баухаус», где был бесплатный беспроводной доступ в Интернет, и Тони проверял свой электронный почтовый ящик. Тони мне нравился, несмотря на то, что он постирал мою собачку. А может быть, как раз поэтому и нравился. Собачка моя, бедная малютка в конце концов вся поистрепалась, разошлась по швам, и без церемоний и поминальных речей была выкинута в мусорный бак. Да и что я мог сказать, кроме как: «Дорогая моя собачка! Собачечка!» Ничего другого мне и в голову бы не пришло. Я видел, как Дэнни зашвырнул ее в мусорный бак — и большой привет моей собаченьке.
