будто в страшном испуге, и отчаянно громыхала своими помятыми железными боками.
Тут я стала засыпать, свернувшись калачиком на переднем сиденье. Меня устроили рядом с Мухтаром, потому что правая передняя дверца когда-то заклинилась и уже долгое время ее не мог открыть ни один механик. А стекла в проеме дверцы, через который меня просунули в кабину, разумеется, уже не было. Мелкая снежная крупа сыпалась и сыпалась потихоньку через окошко, и я чувствовала ее холодные осторожные укольчики на ушах, на носу, в прорезях сомкнутых век…
Я проснулась от внезапно наступившей тишины и неподвижности. Машина остановилась на просторной поляне у развилки ущелья и бокового каньона с крутыми скалистыми склонами. С одной стороны доносилось сдержанное ворчание реки, которая текла здесь почти вровень с краем дороги — высота берега не превышала собачьего роста — с другой стороны я слышала оживленную болтовню — скороговорку быстрого ручья, впадающего в реку.
Я уже успела проголодаться, хотя ни мой сегодняшний хозяин Михаил, ни его друг Иосиф, ни его дядя Мухтар, кажется, и не помышляли об обеде. Правда, до середины дня еще далековато, но и от «завтрака» мы уже отъехали порядочно. Да и какой это завтрак? Люди сидели, конечно, за столом, полным всякой вкуснятины и неторопливо убирали ее в свои желудки, а я мыкалась туда-сюда перед раскрытой дверью комнаты, надеясь, что вспомнят и обо мне. Вспомнили, но поздновато. Не успела я проглотить и пару кусков, как меня потащили сначала в одну машину (ехать в город), потом в другую — в мухтаровскую «ласточку» (ехать в противоположную от города сторону). И вот теперь мы остановились здесь, в горах, и не так уж близко от человеческого жилья: тут уж мой нос не ошибается! Мужчины, окружили переднюю часть автомобиля, раскрыли настежь его смердящую пасть, озабоченно копаются внутри.
Вдруг я почувствовала, как те самые, давно знакомые, но никогда не видимые, чуткие беспокойные блошки весело запрыгали у меня в крови, поскакали наперегонки по всем жилкам и прожилкам, и легкая дрожь радостного волнения мгновенно охватила все мое тело — от верхушек ушей до кончика хвоста. Это был верный признак того, что в голове у моего нового хозяина зарождалась идея охоты. Таинственно- необъяснимые токи еще неокрепшей его мысли уже дошли до меня. Вот он поднял взгляд к скалистому гребню одного из высоких склонов узкого каньона, и я тут же выпрыгнула из машины. Только теперь, перехватив изучающе-мечтательный взгляд своего неугомонного друга, Иосиф начал о чем-то догадываться:
— Миша! Ты зачем, а? — с опаской спросил он.
— Время все равно девать некуда… — задумчиво протянул хозяин. — Мухтар тут не меньше двух часов провозится…
— А лицензия?
— Лицензия лежит у меня дома. Завтра ведь мы и так собирались на охоту. Правда, совсем в другое ущелье… А туры водятся и здесь. Я потом вышлю егерю свою лицензию из города.
— Эй, племянник! — начал Мухтар. — Кто же в такое время суток поднимается на туров, а? Надо ведь еще до рассвета, а? Так всех распугаешь.
— Занимайся, дорогой дядя, своим карбюратором и не беспокойся о нас. Не забывай, что мы не только охотники, но и альпинисты. И не просто альпинисты, а международные мастера спорта. Мы поднимемся к скалам так быстро, бесшумно и скрытно, как и не снилось самому знаменитому браконьеру.
Пока хозяин вытаскивал из машины длинную винтовку, бинокль, толстые пуховые куртки бледно- голубого цвета, я немного осмотрелась. Сквозь слоистые мутно-белые облака робко просачивался мягкий солнечный свет, и его пятна, похожие на размытые желтые кляксы, то медленно ползали по склонам и верхушкам скал, то пропадали, то появлялись в других местах; а места эти были совсем не такие, в каких мне случалось охотиться. Во-первых, я не видела леса. По обрывистым берегам ручья рос только редкий кустарник, совсем не похожий на заросли, где могут обитать кабаны, косули или другие известные мне звери. Прямо от кустарника поднимались крутые горные склоны, покрытые снегом. Во-вторых, запах здесь оказался каким-то особенным: ласкал мои ноздри прохладный аромат не известных мне трав, аромат, растворенный в таком чистейшем воздухе, каким, казалось, никогда не надышишься. И еще я чувствовала своим внутренним собачьим чутьем, что диких зверей поблизости нет. Правда, я угадывала присутствие в этой округе домашних животных — овец, коз, лошадей… и кого-то еще… Нет, это не олень… Может, особая разновидность козы? Я вспомнила шкурку в доме прежнего хозяина. Огромные рога в сарае. Изредка возникавший во дворе запах незнакомого мяса. Кости… А этот разговор Михаила с Мухтаром? Ага! Значит, я встречусь сегодня с живыми турами! Вот чьи невидимые призраки витают в морозном воздухе высокогорья!
Мои охотники облачились в пуховые куртки и надели на головы белые вязаные шапочки: Миша взял винтовку и бинокль, а Иосиф прицепил к поясу нож и навьючил на себя вместительный, но почти пустой рюкзак, в который положил только крепкую веревку да фляжку с айраном.
— Мухтар! Часа через два начинай жечь костер, — сказал хозяин. — Шашлычок мы все-таки поедим здесь. Как раз и за дровами далеко не ходить… — Он обернулся к другому краю поляны, где стоял дощатый сарайчик, поставленный еще летом косарями. Рядом с сарайчиком лежала груда поленьев.
— Хорошо! — мотнул головой Мухтар. — Идите, да скорей возвращайтесь.
Не успели мы пройти и четырех шагов, как я услышала окрик хозяина:
— Эй, Картечь! А ты куда? Назад!
От удивления я так и села. Что значит «куда»? Охота — и без меня?!
— Как ей объяснить, что на туров не охотятся с собакой? — спросил Миша.
Дядя Мухтар расхохотался:
— Скажи ей, что не всякого зверя стреляют картечью.
Я не хотела верить своим ушам и даже заскулила от досады.
— А может, возьмем собачку? — спросил Миша.
— Не дури, парень! Вернешься без добычи, — серьезно возразил Мухтар. — Привяжи ее лучше к машине.
— Нет, надо попробовать, — теперь уже заупрямился хозяин. — Иосиф, давай попробуем?!
— Никто еще не пробовал… — пожал плечами Иосиф.
— Тогда мы будем первыми! — решительно заявил Миша. — Пошли, Картечь!
Мухтар выразительно покрутил отверткой около правого виска и покачал головой.
А мы уже двинулись в путь по узенькой тропке, змеившейся вдоль быстрого ручья. Михаил впереди, я — следом. Иосиф — позади.
Тропинка ползла выше и выше, постепенно все глубже зарываясь в снег, пока совсем не исчезла. И тогда хозяин остановился, приставил к глазам эту странную штуку, которая называется биноклем, и задрал голову кверху. Подумав немного, он сказал:
— Будем подниматься здесь.
Наклонившись вперед и высоко поднимая колени, он медленным размеренным шагом пошел по крутому склону. Я удивилась, но не подала виду. Мне казалось, что мы должны прийти к какому-нибудь лесу, а получалось наоборот: лезли вверх, к далеким скалам, по гребням которых гуляли молочно-белые облака. Ни деревьев, ни кустарников там не было. Взорам открывались только обширные безжизненные пространства. Мои лапы скользили по тугим пучкам длинной альпийской травы, припорошенной снегом и схваченной первым хрустким морозцем. Сейчас я уже явственно чувствовала запах, напоминающий запах той самой шкурки, изредка наступала под мягким пушистым снегом на россыпи твердых горошин, почти таких же, какие сыпятся из-под куцых хвостов домашних коз. Однако многое было мне пока непонятно.
А поднялись мы уже высоко. Совсем маленькой, не больше соседской кошки, казалась машина, еле различимая далеко внизу, а ручей стал похож на оборвавшуюся и упавшую на землю бельевую веревку. Почему-то я успела устать и теперь — уже в буквальном смысле — никак не могла надышаться чистейшим и уж очень каким-то легковесным горным воздухом. Я далее забыла про голод. Больше всего мне хотелось лечь и полежать хоть немного.
А мои охотники шли, шли и шли, как заведенные, не останавливаясь и не сбавляя шага. В жизни не встречала таких одержимых и неутомимых людей! Неужели их выносливость не уступает собачьей? Не может быть. Небось, скоро высунут языки и начнут лизать снег!
