достал планшет с антенной новой системы и принялся её разворачивать.
— Дома всё запускалось, а на задаче как обычно всё будет ломаться, — бормотал он себе под нос, ловко собирая маленького полиэтиленового воздушного змея необычной трапециевидной формы. Размотал катушку, пристегнул карабин, подсоединил разъёмы. Антенна-змей сперва волочилась за плотом, чуть ли не задевая крыльями волны, потом резко взмыла вверх, разматывая катушку троса и поднимая лесенку «диполя».
Старшина одной рукой рулил змеем, другой настраивал частоты.
— Агааа, — ликующе пробормотал он, подсоединил «ключ» и начал быстро, очень быстро передавать группы цифр, которые заучил наизусть.
— Командир! Через корабль связи вышел на Центр, состоялся двухсторонний сеанс, принял подтверждение о приёме радиограммы, уходим в режим молчания!
— Окей, сэр Ковалёв, сворачивайся! Смотри, ветер «наш», твой змей антенный на восток уходит.
— Yes sir, no problem sir, — ответил по-английски с калифорнийским акцентом старшина и начал сворачивать антенну. Ковалёв — явный полиглот, по-английски соображает не только в переводах и допросах. Это мне пришлось потрудиться, осваивая непривычную для меня языковую группу. В Тамбове я был в группе арабистов и «затачивался» на страны Ближнего Востока. А вот теперь пришлось в скором темпе переучиваться. Опять перегибы на местах в Советской Армии. Я-то ведь по большому счёту должен сейчас служить в ТуркВО и отрабатывать задачи по Ирану. Мои бывшие сослуживцы сейчас сидят в дружественном Багдаде и финики лопают, а я тут по морю под парусами, как пират какой-то.
Вот странный человек, несколько месяцев назад, таскаясь по Афганской пустыне, мечтал о море, теперь с умилением вспоминаю о палящем солнышке.
— Рыхлый… парус? — начал я опрос личного состава.
— Ветер попутный, парус в норме, — ответил Рыхтенкеу и съехидничал, — всё хорошо, командира! — специально копирует манеру, в которой, по мнению русских, разговаривают выходцы с Чукотки.
— Командир-джан! Курс держим, идём вай как хорошо! — тут же отозвался Бахраджи.
— Эээ… Ара! Тебя, дорогой, никто не спрашивал! Держи руль!
Полиглоты, блин. Лишь Ковалёв со мной одного возраста. Бахраджи и Рыхтенкеу призваны из запаса. С чукчей, Иваном Рыхтенкеу, и так всё понятно — коренной северянин, охотник, лыжник, служил на флоте в морской пехоте в Угольнокопском полку у себя на Чукотке. Настоящий разведчик и следопыт, не лишён юмора, имеет высшее образование, коммунист со стажем. Бахраджи — армянин. А фамилия из Бахраджияна в Бахраджи превратилась по вине незадачливой и невнимательной паспортистки. Этот коренной кавказец служил где-то на Севере в роте специального назначения в Тайболе и на начало войны имел бронь: на Ереванском автомобильном заводе работал начальником столовой. Однако это был ещё тот авантюрист и, наплевав на стенания множества родственников и родственниц, благодаря своим связям ушёл на войну. Послужив начальником столовой в гражданском персонале, помаялся, пометался и попросился в части разведки. Личное дело было безупречное, военно-учётная специальность нужная — так что, товарищ Ашот Багдасарович, добро пожаловать на борт. Ну, а Ковалёв — тот типичный полурусак-полухохол. Папа русский инженер из Киева, мама-украинка — инженер из Ленинграда. Алексей Ковалёв заканчивал свою срочную службу инструктором по специальной радиосвязи на острове Рыбальском под Киевом — в специальной учебке для водолазов-разведчиков ВМФ. Но тут грянула война, и Лёха был направлен для дальнейшего прохождения службы на Камчатку. Самые старые по возрасту разведчики были в званиях матросов, самые молодые — лейтенант и старшина. Однако Бахраджи и Рыхтенкеу, а если проще Рыхлый и Ара, разведчиками были послушными, старательными и исполнительными. Военную науку вспомнили быстро, новое оружие и способы действий освоили ещё быстрее. В группу ко мне попали из-за количества баллов, набранных на профессиональном отборе, и сработались со мной и моим заместителем — радистом- старшиной, — идеально. Ара, тот вообще был мастером что-либо достать, приготовить и узнать новости. Рыхлый отличался завидным спокойствием, рассудительностью и аналитическим складом ума. Но хохмачи оба были — мама-не-горюй! Лёха Ковалёв, он же Кузнец, был просто асом специальной радиосвязи, да и немудрено — два с половиной года служить инструктором и выпустить на флот столько высококлассных моряков-радистов.
Плот, благодаря своей форме и устройству, под парусом шёл ходко, изредка подлетая на гребнях. Рыхтенкеу законтрил парус и нырнул в палатку. Ара продолжал сидеть на руле, изредка сверяясь с компасом и морщась от брызг, летевших в лицо. Настоящий яхтсмен — куда там!.. Ковалёв, согласно боевому расчёту, лежал на туго надутом носу и наблюдал по курсу движения в бинокль, иногда обозревая значительно посветлевшее небо. Одновременно, нацепив наушники, прослушивал эфир по поисковому приёмнику. Я лежал рядом со старшиной и с помощью какого-то хитромудрого морского прибора пытался высчитать скорость и пройденное расстояние. Прибор представлял из себя закрытую катушку с циферблатом и поплавком на конце. Поплавок надо было кидать в воду и нажимать кнопку. Поплавок начинал от нас удаляться со скоростью, равнозначной нашему движению. На циферблате выскакивала цифра, означающая нашу скорость. Оставалось только засечь время и считать пройденные мили. Настоящие моряки, те измеряют скорость движения в узлах и расстояние в морских милях. Я к этому ещё не привык, поэтому ещё считал в километрах, приравнивая милю к километру шестистам метрам. Выходило что-то около шести километров в час. Плюс-минус поправки на попутный ветер, время дрейфа и прочее — часа четыре ещё хода морским путём. Высчитав ещё раз и перепроверив себя, я закурил. Хорошо бы не войти в прибрежное течение, которое может вынести нас к обитаемой и охраняемой части острова на южной оконечности. Самолёт-разведчик взлетает в семь утра, сейчас без десяти шесть. С таким ходом вполне успеваем выйти с маршрута пролёта. Катера береговой охраны острова в предполагаемом районе выхода на сушу появляются в четыре утра, в одиннадцать и в семнадцать. Хотя и ходят они достаточно далеко от береговой линии прибрежного района — из-за большого количества прибрежных рифов и мелей. Неблагоприятный район для судохождения и высадки морского десанта. Возле прибрежных скал всего лишь узенькая полоска берега. На эту полосу даже наши хвалёные БТР-60 ПБ не выкарабкаются. Вот! Если всё пойдёт хорошо, туда мы и высадимся. Запас времени до прохода катера береговой охраны будет час. Тут вариантов два — или дрейфовать, пережидая вне видимости. Но есть одно но! Если на катерах локаторщики работают как положено, то нас смогут засечь как плавсредство. Да и самолёт-разведчик может выйти на нас. Второй вариант — идти полным ходом, пользуясь попутным ветром под полным парусом, и попытаться проскочить в отведённый временной промежуток. Я задумчиво выпустил облачко дыма, растер фильтр в перчатках и выпустил бумажную шелуху в волны. Решено. Полный ход по курсу! Надеюсь, проскочим во временной интервал.
— Командир! Плот технически исправен, давление в камерах нормальное, нигде не травит! — доложил Рыхлый, проводивший на этот раз контрольный осмотр.
— Жилеты, буксировочные фалы как? Вдруг придётся через полосу прибоя вплавь вытаскивать?
— Всё в порядке! Фалы забухтованы, жилеты в рундуках, баллоны не травят, по манометрам давление в норме, десантирование на воду прошло в штатном, за исключением отцепки куполов.
— Сам думаешь — что с замками отцепки было?
— Командира, да откуда я знаю, я же охотника, зверя знаю, рыбу знаю…
— Иван Фёдорович, хватит придуриваться! Мало ли что? Вдруг ещё раз придется этим способом десантироваться, да и другие группы так же пойдут. Мы ведь реально первая группа, которая на боевую в групповом модуле была выведена. Думай, товарищ Рыхлый, ты ведь можешь! Моя командирская голова от расчётов опухла.
— Однако курить разреши, трубку, — совсем не придуриваясь, спросил разрешения Иван.
Он прекрасно знал, что трубки и другие личные вещи, по которым можно определить национальную принадлежность разведчика, строго запрещены. Особисты на контрольном смотре всё проверяли очень тщательно, однако Иван всё-таки ухитрился прихватить с собой свою любимую деревянную трубочку. Вот теперь, как товарищ Сталин, начнёт в неё мой любимый «Кэмел» крошить. Ну почему наши особисты не разрешили взять пару пачек горлодёристой махорки?..
Рыхтенкеу вытащил из-за пазухи почерневшую трубочку и, к моему удивлению, оттуда же выудил замшевый кисет. Отлично, три сигареты спасены! Однако хитёр разведчик — ещё и махорку свою умудрился заныкать. Чукча спокойно и ловко забил трубку, балансируя на туго надутом борту. Умял табачок «охотничьей» спичкой, осторожно прикурил, спичку переломал несколько раз и выкинул за борт.
