На фоне бледно-зеленых лиц собравшихся лицо Аскера, которого морская болезнь не брала, выглядело почти вызывающе.
— Господин Аскер, — простонала Дариола, — как мне плохо! Сделайте хоть что-нибудь…
У Аскера сжалось сердце при виде страданий собравшихся в каюте.
«Может быть, и в самом деле нужно было ехать по суше?» — подумал он.
— Потерпите еще полчаса, принцесса, — сказал он Дариоле. — Я попробую что-нибудь сделать.
Хватаясь за стены, Аскер полувышел-полувыполз из каюты. Его тут же накрыла волна, налив полные уши воды. Скользкая палуба ездила под ногами из стороны в сторону, небо переворачивалось и каждый миг грозило обрушиться на голову, но Аскер, держась за перила, вскарабкался на нос фрегата и повис на конце каната, которым обвязался рулевой.
— Разве капитан вам не говорил, чтобы вы сидели в каюте? — закричал тот, перекрывая грохот бури, но его голос доносился словно с другого конца света.
— Уже и прогуляться нельзя! — закричал Аскер еще громче, схватив канат покрепче. — Как вы думаете, долго ли продлится эта свистопляска?
— Почем я знаю? — заорал рулевой. — Буря прилетела с Броглона, а значит, сутки, не меньше!
— Сутки! — завопил в отчаянии Аскер, вытряхивая воду из ушей, но следующая волна с лихвой восполнила то, что ему удалось вытряхнуть. — Принцесса меня убьет: это я потащил ее по морю!
— И поделом! — крикнул рулевой, которому до Аскера не было никакого дела.
Отцепившись от каната, Аскер с попутной волной скатился на корму и застрял там между двумя бочками, надежно привязанными к палубе. Его упрочившееся положение дало ему возможность сосредоточиться. Закрыв глаза и обхватив руками одну из бочек, Аскер влился внутренним взором в круговорот бури и полетел строго ей навстречу, ища очаг ее зарождения.
Поднявшись навстречу бьющему в лицо потоку, он увидел под собой скалистый, изрезанный заливами и истыканный подводными камнями берег. Неподалеку от берега на голом, как колено, месте из камней размером с тележное колесо был сложен громадный очаг, в котором горели покрученные ветки какого-то кустарника. Вокруг костра сидело двое сгорбленных авринов в багряных одеяниях с капюшонами, надвинутыми на лица, и множество каких-то бесплотных теней, подозрительно напоминавших тех, что встретились Аскеру в развалинах. Аврины беседовали между собой; один из них время от времени подкидывал в костер новых веток. Говорили они на хенгорском, так что Аскер их без труда понимал.
— Хорошо посидеть ночью у костра на берегу моря, — сказал один. — Верно,
— Особенно когда знаешь, что костер этот священный, — сказал другой и снова подкинул веток в костер. — Как ты думаешь,
— Откуда мне знать, Ургубд?
— Сейчас там буря. По морю плывет суденышко с одним мерзавцем на борту, и будет совсем неплохо, если оно потонет.
— Кто заказал тебе эту бурю, Ургубд? — поинтересовался Гарилаф.
— Нет, Гарилаф, на этот раз я сам решил, что неплохо бы ему потонуть. У меня с ним счеты, — правда, он об этом не знает. Он пробрался в подземелье, которое охраняли мои духи — ну, ты знаешь, я снял с этого подземелья древнее заклятие по просьбе нашего общего аргеленского партнера, и они его охраняли на случай, если туда кто-то сунется. Так этот мерзавец довел их до такого состояния, что они сутки ничего не ели — ни праха, ни падали, ни земли с могил, а вожак даже заболел.
Тени, сидевшие вокруг костра, дружно завыли.
Ургубд снова запустил руку в кучу веток и, выудив несколько, подкинул в огонь.
— Не надо расстраиваться, Ургубд, — сказал Гарилаф, поглаживая седую бороду, торчавшую из-под капюшона. — Это всего лишь мелкая неудача, о которой знаем только ты да я. Ты лучше вспомни, сколько эсторейских солдат ты отправил на тот свет!
— Четыре отряда, — хихикнул Ургубд. — Они, наверное, до сих пор не могут понять, куда они делись. До чего приятное дело! И главное, что наш аргеленский партнер отвалил мне за него четыре сотняги — по сотняге за каждый отряд.
— А не жирно ли? — покачал головой Гарилаф.
— Было бы жирно — не отвалил бы: ты же его знаешь. Нет, здесь главное — не пропажа солдат, а деморализация войска противника.
Оба старика злорадно захихикали.
Аскер больше не мог пассивно наблюдать эту сцену. Он терпел, пока его называли мерзавцем, но когда дело дошло до пропавших отрядов, из-за которых в Виреон-Зоре и произошел такой переполох, Аскер решил, что нужно действовать. Он стал обшаривать взглядом место вокруг костра в поисках чего-нибудь подходящего, но смог обнаружить только пустое ржавое ведро.
И это уже было неплохо.
— Ну, я пошел спать, — сказал Гарилаф, вставая. — И что-то в голове зашумело…
— Иди, иди, — сказал Ургубд, подкидывая веток в костер.
Но стоило Гарилафу скрыться из виду, как поведение Ургубда резко изменилось. Он судорожно дернулся и обеспокоенно посмотрел на небо. Ничего там не обнаружив, он вновь потянулся за ветками, но вдруг его руки задрожали и сами собой потянулись к ржавому ведру. В ужасе отдернув руку от ведра, Ургубд что-то быстро забормотал, но это было уже бесполезно. Теряя остатки собственной воли, он схватил ведро и сперва медленно, а потом все быстрее побежал к морю, зачерпнул воды и уже стремглав кинулся обратно к костру. Выплеснув воду в огонь, он побежал за второй порцией, и так продолжалось до тех пор, пока окончательно остывшие угли не издали прощальное шипение и не погасли. Проделав это, вконец обессиленный колдун последний раз побежал к воде и рухнул в черные волны.
Призраки подняли ужасающий вой и взмыли в небо, оглашая побережье леденящими воплями. На этот вой прибежал Гарилаф. Он подбежал к тому месту, где упал Ургубд, но увидел только, как по воде в разные стороны расплываются маленькие черные змейки.
Буря улеглась. Тучи в небе растаяли, и с луны сошел багроватый оттенок. Море, словно прося прощения, ласкалось к кораблю и несло его по водной глади вперед, к Маэркелу. Рулевой устало вытер мокрый лоб и облегченно вздохнул, недоумевающе покачав головой.
Выбравшись из скользких объятий бочек, Аскер встал, отряхнул с себя, сколько смог, воды и пошел к каюте принцессы.
Дариола, как настоящая женщина, томно закатила глаза и простонала:
— Господин Аскер, где вас носило? Уже двадцать минут, как я жду вас — не дождусь.
— Но, принцесса, там была буря, и меня все время смывало на нос, так что я никак не мог попасть в вашу каюту. И, к тому же, у меня есть более веское оправдание: я молился Нуру о прекращении бури.
— Какой вздор! — выпалил Латриэль. — Станет Нур прислушиваться к блеянию какого-то аврина у себя под ногами!
Дариола смерила Латриэля таким взглядом, что он тут же дал себе зарок, что не откроет рот до самого Маэркела.
— Латриэль, да вы богохульствуете! — воскликнула Дариола. — Боги всемилостивы, несмотря на ту чушь, которая написана в Нагана-Сурра! И потом, ведь богиня Матена прислушалась к молитве господина Аскера, когда эстеане брали Фан-Суор.
Этот последний довод сразил Латриэля наповал, и он в самом деле соблюдал свой зарок молчать до Маэркела неукоснительно.
Остаток путешествия прошел спокойно. Аскер отправил с гаэром письмо, указав в нем ориентировочное время их прибытия в Маэркел. Его несколько беспокоило то, что, плывя по морю, он не имеет возможности получать от Моори писем, но он успокаивал себя, повторяя много раз, что за эти два с половиной дня ничего не может произойти.
Двадцатого немастеф в три часа пополудни королевский фрегат Корвелы пристал к пирсу Маэркела.
Аскер выглянул из своей каюты, ожидая увидеть в порту примерно то же ликование и душевный подъем, что и в Арморелине, но ничего такого не увидел. Порт жил своей обычной жизнью: суда прибывали и отбывали, пассажиры сходили на берег, и толпы народа, обычные для портовых городов, собрались здесь
