Заря над Скаргиаром

Это язвительное замечание задело Аскера, тем более, что оно было справедливо.

— Госпожа Сарголо, — сказал он, приняв скорбный вид, — смерть принца, несмотря на все ее выгоды, принесла мне и немало огорчений.

— Ах, неужели? Какая жалость! Но в конце концов вы-таки вытрясли из этого дела все, что только могли!

Моори почувствовал, что он при этом выяснени отношений лишний, и откланялся.

— Теперь, когда король опомнится от счастья, то воздаст вам должное, — продолжала Фаэслер. — Вы привезли ему отличную игрушку. Я видела ее. Это неслыханное нахальство: она… она моложе меня!

Аскер не смог сдержать улыбки.

— Что же вы хотите, госпожа Сарголо, — сказал он, глядя в пол, — даже самая старшая дочь короля Лиэрина младше вас…

— А вы, конечно, привезли самую младшую! Господин Аскер, — в голосе Фаэслер послышалась угроза, — вы несколько погорячились, подсунув королю эту малолетку!

Аскер, которого больше беспокоило то, что уже половина дворца собралась поглазеть на них, взял Фаэслер под руку и сказал:

— Вам не кажется, госпожа Сарголо, что Тронный Зал — не лучшее место для нашего разговора?

Фаэслер оглянулась. Сотни глаз, устремленных на нее, заставили ее вспомнить, где она находится, и она сказала:

— Да, вы правы, господин Аскер: пойдемте куда-нибудь. Виреон-Зор велик.

И они направились в отдаленные части дворца, где обычно никого не встретишь. Ни один придворный не последовал за ними из опасения пропустить что-либо более интересное в свое отсутствие.

По мере того, как Фаэслер говорила, ее голос наполнялся яростью.

— Господин Аскер, я никогда не думала, что вы можете совершить по отношению ко мне такую подлость. Ведь вам хорошо известно, каково было мое положение при дворе и при короле. Привезя эту вертихвостку, вы лишили меня всего, что у меня было! Я видела, как король пожирает эту заразу глазами, — прямо оторваться не может! Еще бы: она же красива, черт ее побери! Куда ваши глаза смотрели, когда вы ее выбирали?!

Фаэслер была на грани истерики. Аскер понял, что до форменного объявления войны осталось всего ничего, и тогда он может заранее копать себе могилу и заказывать саван. Еще бы: сначала он отверг ее как женщину, а теперь король благодаря его стараниям собирался сделать то же самое. Фаэслер считала себя смертельно оскорбленной и наверняка собиралась смывать это оскорбление кровью. Аскер еще в Тронном Зале заметил торчащий из-за ее пояса кинжал. Вот возьмет и вспорет ему горло или всадит кинжал между лопаток, благо кругом ни души. Сам же и привел…

Надо было срочно спасать свою шкуру. И Аскер решил сыграть на поле Фаэслер.

— Госпожа Сарголо, я признаю, что мои действия причинили вам огорчение, — начал он умоляющим тоном, — но, поверьте, тому есть оправдание. Выслушайте меня, прошу вас.

Фаэслер стала в позу оскорбленного достоинства и сказала сквозь зубы:

— Я вас слушаю, господин Аскер.

— Госпожа Сарголо, с того самого вечера, как мы виделись с вами в последний раз, я не перестаю думать о вас… — выдавил Аскер, залившись краской по самые уши и опустив глаза в пол. — Ваше откровение так потрясло меня, что я до утра не мог прийти в себя и гадал, было ли это на самом деле или только привиделось мне. Но, спустившись наутро в гостиную, я почувствовал этот восхитительный запах… запах ваших духов. Я был сломлен, раздавлен и не знал, что мне делать! Эту авантюру с женитьбой принца я затеял единственно ради того, чтобы иметь повод укрыться куда-нибудь от вашей всепобеждающей красоты, сбежать на край света от вашего рокового взгляда… О, какой я был глупец! Очень скоро я понял, что мои старания напрасны. Солнце перестало светить для меня, и небеса померкли. Я просыпался с вашим именем на устах и засыпал с молитвой о вас. Мое пребывание при дворе короля Лиэрина я сократил так, как только было возможно, и даже избрал путь по морю, попав в жуткую бурю. И все это только ради того, чтобы увидеть вас снова! Смерть принца мало повлияла на мое душевное состояние: оно было и так — хуже некуда. Я думал о вас — и только о вас! Меня не волновало ничто на свете, даже нелестное отношение короля ко мне… Он, говорили, собирался отрубить мне голову или, по крайней мере, сгноить в тюрьме… ну да это неважно. Из Маэркела я помчался сюда, не думая даже о том, что я могу загнать своего берке и лишиться единственного средства передвижения. Я был так счастлив, что увижу вас!

Но одна мысль отравляла мне жизнь, и эта мысль касалась именно вашего положения при короле. Я знал, что король любит вас, да и как можно вас не любить? И в моем воспаленном мозгу родился этот план. Умоляю вас, Фаэслер, простите меня, потому что помыслы мои заняты только вами, и для меня невыносима мысль, что вы будете принадлежать королю, соперничество с которым заранее обречено на неудачу! Он — король, он имеет право казнить и миловать, отправлять в ссылку, и ни перед кем не отчитывается в своих действиях. Заставить его хоть на день забыть о вас я мог только таким способом, Фаэслер! О, неужели после всего этого вы не простите меня?

Фаэслер не могла поверить своим ушам. Неужели это тот самый Аскер, изящный, надменный и холодный, как ледышка? Тот самый Аскер, который отвергал все ее ухаживания с безразличным видом? Теперь он краснел и бледнел перед ней, признаваясь в том, что, возможно, доставляло ему душевные муки, как раньше ей самой причинял страдания его отказ. Фаэслер была отомщена.

Она бы с удовольствием еще помучила его, заставив ползать у нее под ногами и вымаливать прощение, но он был так мил, так очаровательно краснел и так пылко говорил о своем чувстве! Сердце Фаэслер дрогнуло. Она призналась себе, что заинтересована в нем больше, чем в каком-либо аврине до него.

— Господин Аскер, — сказала она с ласковой улыбкой, — я прощаю вас. О, если бы я знала это раньше! Но тогда вы дали мне понять, что не хотите быть со мной, и это стоило мне не одной бессонной ночи.

Фаэслер вытерла глаза платочком.

— Я никогда не прощу себе этого! — простонал Аскер. — Мысль о том, что я заставил вас страдать, разрывает мне сердце!

— Довольно, друг мой, — сказала Фаэслер, протягивая ему руку для поцелуя. Ей очень хотелось поцеловать его самой, но она заставила себя сдержаться, памятуя о том, что слишком быстрая сдача позиций может выставить ее в невыгодном свете.

Аскер наклонился к ее руке и едва коснулся губами тыльной стороны ладони, снова залившись краской.

«Совершенно необстрелянный птенчик, — удовлетворенно подумала Фаэслер. — Но ничего: немного практики — и он перестанет смущаться и будет делать все, о чем я его попрошу».

— Мне пора идти, — игриво сказала Фаэслер, убирая руку, — а то остальные могут подумать, что мы тут бог весть чем занимаемся.

Аскер покраснел еще сильнее, если это вообще было возможно, и сказал:

— Как бы я хотел, Фаэслер, больше не расставаться с вами! Но вы правы: могут пойти толки, и тогда нашему счастью грозит опасность. Когда я смогу вновь увидеть вас?

— Пока что только завтра, в Виреон-Зоре, — ответила Фаэслер. — Наберитесь мужества, мой друг, и будьте терпеливы.

С этими словами Фаэслер, послав ему на прощание воздушный поцелуй, удалилась.

— «Наберитесь мужества!» — пробормотал себе под нос Аскер. — Вот чего мне в самом деле не хватает. Вы еще посмотрите, госпожа Сарголо, можно ли мне пудрить мозги точно так же, как мужчинам.

Он стал хлопать себя по щекам, опасаясь, что обильный румянец, выступавший на его белом лице в течение всего разговора, еще не полностью сошел. Покончив с этим, Аскер повернулся в сторону, противоположную той, куда ушла Фаэслер, и пошел в Церемониальную анфиладу.

Главные события во время отсутствия Аскера происходили в Зале Доблести, где король, стоя в картинной позе в проеме раскрытого окна, рассыпал перед Дариолой перлы своего красноречия. Придворные с почтительного расстояния наблюдали за ними, лишь изредка по движениям губ догадываясь,