своим лошадям, не говоря ни слова.
– Куда идут наши братья? – спросил граф.
– Похоронить храброго воина; тело Жоана не должно быть добычей коршунов, – с важностью отвечал Трангуаль Ланек.
– Пусть мои братья сядут на свои места, – сказал молодой человек тоном кроткого упрека.
Вожди молча сели.
– Неужели Трангуаль Ланек и Курумилла так дурно знают своих бледнолицых братьев, – продолжал Луи, – что оскорбляют их предположением, будто бы они могли оставить без погребения тело друга? Мы похоронили Жоана, прежде чем приехать к нашим братьям.
– Этот долг, который мы хотели исполнить немедленно, помешал нам ранее приехать сюда, – прибавил Валентин.
– Хорошо! – сказал Трангуаль Ланек. – Наши сердца исполнены радости, наши братья истинные друзья.
– Французы не испанцы, – заметил Курумилла с молнией ненависти во взоре.
– Но нас поразило несчастье, – продолжал Луи с горестью, – дон Тадео, наш самый дорогой друг, тот, которого окасы называют Великим Орлом бледнолицых...
– Ну что с ним? – перебил Курумилла.
– Он умер! – сказал Валентин. – Вчера он был убит в сражении.
– Брат мой уверен в этом? – спросил Трангуаль Ланек.
– По крайней мере я так предполагаю, хотя тело его не было найдено.
Ульмен кротко улыбнулся.
– Пусть братья мои утешатся, – сказал он, – Великий Орел белых не умер.
– Вождь это знает? – вскричали с радостью молодые люди.
– Знаю, – отвечал Трангуаль Ланек, – пусть слушают мои братья: Курумилла и я – вожди нашего племени; если наши мнения запрещают нам сражаться за Антинагюэля, то они запрещали нам также поднимать оружие и против нашего народа; друзья наши захотели соединиться с Великим Орлом, и мы предоставили им свободу действовать как они хотят; они хотели защищать друга и были правы; мы позволили им уехать, но после их отъезда мы подумали о молодой бледнолицей девушке и рассудили, что если окасы проиграют сражение, то молодая девушка, по приказанию токи, будет первая отправлена в безопасное место; поэтому мы спрятались в кустарнике на дороге, по которой, по всей вероятности, должны были уехать воины, убегая со своей пленницей. Мы не видали сражения, но шум его достиг нас; очень часто мы готовы были броситься, чтобы умереть с нашими белыми друзьями; сражение продолжалось долго... по своему обыкновению окасы дорого продавали свою жизнь.
– Вы можете по справедливости этим гордиться, вождь, – вскричал Валентин с энтузиазмом, – ваши братья выносили град картечи с героическим мужеством.
– Поэтому их и называют окасами – людьми свободными, – отвечал Трангуаль Ланек. – Вдруг шум, подобный барабанному бою, поразил слух наш и двадцать или тридцать воинов пролетели быстро как ветер перед нами; они везли с собой двух женщин; одна имела вид ехидны, другая была девушка с лазоревыми глазами.
– О! – воскликнул граф с горестью.
– Через несколько минут – продолжал Трангуаль Ланек, – другой отряд воинов, гораздо многочисленнее первого подъехал с равномерной быстротой; им предводительствовал сам Антинагюэль; токи был бледен, покрыт кровью, вероятно, ранен.
– Он точно ранен, – заметил Валентин, – правая рука его разбита; я не знаю, получил ли он другие раны.
– Возле него скакал Великий Орел белых, с обнаженной головой и без оружия.
– Он был ранен? – с живостью спросил Луи.
– Нет, чело его было поднято высоко, лицо его было бледно, но гордо.
– О! Если он не умер, мы его спасем, не правда ли, вожди? – вскричал Валентин.
– Да, брат, мы его спасем.
– Когда же поедем мы по его следам?
– На рассвете... судя по дороге, по которой они ехали, я знаю куда они отправились. Мы хотели спасти дочь, но мы освободим в то же время и отца, – с важностью сказал Трангуаль Ланек.
– Хорошо, вождь, – отвечал Валентин с волнением, – я рад, что вы говорите таким образом; стало быть, не все еще потеряно...
– Далеко не все! – сказал ульмен.
– Теперь, братья, когда мы успокоились, – заметил Луи, – нам не мешает отдохнуть несколько часов, чтобы отправиться в дорогу как можно скорее.
Никто не возразил Луи, и эти железные люди, несмотря на пожиравшее их горе и беспокойство, терзавшее их мысли, завернулись в свои плащи, растянулись на голой земле и через несколько минут спокойно заснули. Один Цезарь охранял безопасность всех.
ГЛАВА LXXVIII
Первые часы плена
