единственным желанием было добиться с оружием в руках мира, который не был бы слишком невыгоден для его соотечественников. Словом, он хотел загладить насколько возможно несчастия, причиненные его безумным честолюбием.
По причине, известной одному Антинагюэлю, дон Тадео и донна Розарио совсем не знали, что находятся так близко друг к другу; Красавица оставалась невидимой, и дон Тадео думал, что большое расстояние еще разделяет его от дочери.
Антинагюэль раскинул лагерь на вершине горы, где несколько дней перед этим он находился со всей индейской армией в той сильной позиции, которая возвышалась над бродом Биобио. Только вид чилийской границы переменился. Батарея из восьми пушек возвышалась на склоне для защиты прохода; ясно виднелись патрули копьеносцев, объезжавших берег и внимательно наблюдавших за движениями индейцев.
Было около двух часов пополудни. Кроме нескольких ароканских часовых, неподвижно опиравшихся на свои длинные копья, ароканский лагерь, казалось, был пуст; глубокое безмолвие царствовало повсюду. Воины, изнуряемые зноем, удалились отдыхать под тень деревьев и кустов.
Вдруг барабанный бой раздался на противоположном берегу реки. Ульмен, начальствовавший на аванпостах, велел отвечать таким же барабанным боем и вышел узнать причину этой тревоги. Три чилийских всадника в богатых мундирах стояли на берегу; возле них развевался парламентерский флаг. Ульмен выкинул такой же флаг и въехал в воду навстречу всадникам, которые со своей стороны тоже отправились вброд. Доехав до половины реки, четыре всадника остановились как бы по взаимному согласию и вежливо поклонились друг другу.
– Чего хотят вожди бледнолицых? – спросил надменно ульмен.
Один из всадников тотчас отвечал:
– Скажи тому, кого ты называешь великим токи окасов, что один из высших офицеров чилийской армии имеет сообщить ему важное известие.
Глаза индейца сверкнули при этом оскорблении; но тотчас возвратив бесстрастный вид, он сказал презрительно:
– Я осведомлюсь, расположен ли великий токи принять вас; я очень сомневаюсь, чтобы он удостоил выслушать презренных инков.
– Негодяй! – продолжал чилиец с гневом. – Спеши повиноваться, а не то...
– Будьте терпеливы, дон Грегорио, ради Бога! – вмешался другой офицер.
Ульмен удалился. Через несколько минут он сделал с берега знак чилийцам, что они могут подъехать. Антинагюэль, сидя в тени великолепного дерева, ждал парламентеров, окруженный пятью или шестью самыми преданными ульменами. Три офицера остановились перед ним неподвижно, не сходя с лошадей.
– Чего вы хотите? – сказал токи грубым голосом.
– Выслушайте мои слова и запомните их хорошенько, – возразил дон Грегорио.
– Говорите и будьте кратки, – сказал Антинагюэль. Дон Грегорио презрительно пожал плечами.
– Дон Тадео де Леон в ваших руках, – сказал он.
– Да, человек, которого вы так называете, мой пленник.
– Очень хорошо; если завтра в третьем часу дня он не будет возвращен нам здрав и невредим, аманаты, взятые нами, и более восьмидесяти пленных, находящихся в нашей власти, будут расстреляны в виду обоих лагерей, на самом берегу реки.
– Делайте что хотите; этот человек умрет, – холодно отвечал вождь. – У Антинагюэля только одно слово: он поклялся убить своего врага и убьет его.
– А! Так-то! Ну, я, дон Грегорио Перальта, клянусь вам, что со своей стороны держу строго обещание, которое сделал вам.
И резко повернув лошадь, он удалился с двумя своими товарищами. В угрозе Антинагюэля заключалось более хвастовства, нежели чего другого; если бы гордость не удержала его, он возобновил бы разговор, зная, что дон Грегорио не поколеблется исполнить то, чем ему угрожал.
Токи задумчиво воротился в лагерь и вошел в свою палатку. Красавица, сидя в углу, размышляла; донна Розарио спала. При виде молодой девушки, Антинагюэль испытал страшное волнение, кровь сильно прилила к его сердцу и, бросившись к ней, он запечатлел горячий поцелуй на ее полуоткрытых губах. Донна Розарио проснулась, бросилась на другой конец палатки с криком испуга, обвела вокруг смутным взором, как бы умоляя о помощи, на которую, к несчастью, не могла надеяться.
– Что это значит? – вскричал вождь с гневом. – Откуда происходит этот ужас, который я внушаю тебе, молодая девушка?
И он сделал несколько шагов, чтобы приблизиться к ней.
– Не подходите! Не подходите, ради Бога! – вскричала донна Розарио.
– К чему эти гримасы? Ты моя, говорю я тебе... волей или неволей, ты должна уступить моим желаниям!
– Никогда! – возразила молодая девушка с тоскою.
– Полно, – сказал токи, – я не бледнолицый: слезы женщины для меня ничего не значат; я хочу, чтобы ты была моею!
И он решительно подошел к ней. Красавица, все погруженная в свои размышления, как будто не примечала что происходит вокруг нее.
– Сеньора! Сеньора! – вскричала молодая девушка, укрываясь около нее. – Умоляю вас именем всего святого на земле, защитите меня!
Красавица подняла голову, холодно взглянула на донну Розарио и вдруг захохотала сухим, прерывистым
