человека более жестокому испытанию и решился сказать:
– Донна Розарио исчезла: ее похитили во время нашего отсутствия. Луи, мой молочный брат, желая защитить ее, упал пораженный двумя ударами кинжала.
Король Мрака походил на мраморную статую; никакое волнение не обнаруживалось на его суровом лице.
– Дон Луи умер? – спросил он.
– Нет, – ответил Валентин, все более и более удивляясь, – я надеюсь даже, что через несколько дней он выздоровеет.
– Тем лучше! – сказал с чувством дон Тадео. – Это для меня приятное известие.
И скрестив руки на своей широкой груди, он начал ходить по комнате большими шагами. Трое человек смотрели на него, удивляясь его высокому стоицизму, которого они не понимали.
– Неужели вы оставите донну Розарию у ее похитителей? – спросил его дон Грегорио тоном упрека.
Дон Тадео бросил на него взор, исполненный такой горькой иронии, что дон Грегорио невольно потупил глаза.
– Если бы ее похитители укрылись в недрах земли, я и тогда отыскал бы их, кто бы они ни были, – отвечал дон Тадео.
К нему подошел Трангуаль Ланек.
– Их преследует Курумилла, – сказал он, – он их найдет.
Молния радости осветила на секунду черные глаза Короля Мрака.
– О! – прошептал он. – Берегитесь, донна Мария!
Дон Тадео тотчас угадал, кто был виновником похищения.
– Что намерены вы делать? – спросил дон Грегорио.
– Ничего, – отвечал он холодно, – пока наш лазутчик не вернется; друг, – обратился он к Валентину, – не имеете ли вы еще чего-нибудь сказать мне?
– Почему вы предполагаете, что я не все сказал вам? – спросил молодой человек.
– А! – возразил дон Тадео с меланхолической улыбкой. – Вы еще не знаете, друг, что мы испано- американцы как ни стараемся выказаться цивилизованными, но все-таки остаемся еще полуварварами... мы ужасно суеверны...
– Так что ж?
– Между другими глупостями в таком же роде, мы верим пословицам, а не говорит ли одна из них, что «несчастие никогда не приходит одно»?
– Вы правы: да, действительно, я привез вам еще одно известие, хорошее ли, дурное ли, вы одни можете судить о том...
– Ну вот видите, я знал, что есть еще что-то, – сказал дон Тадео с печальной улыбкой, – сообщите же мне это известие, друг мой; я вас слушаю.
– Вы конечно знаете, что вчера Бустаменте возобновил мирный договор с ароканским вождем.
– Точно.
– Не знаю, какой лазутчик или перебежчик уведомил их о том, что произошло здесь; дело в том, что к вечеру они узнали о поражении и взятии в плен генерала Бустаменте.
– Что ж далее?
– Тогда ими овладело какое-то неистовое безумие, они держали большой совет.
– Словом, они нарушили договор, не так ли, друг мой?
– Да.
– И вероятно решились вести с нами борьбу?
– Я полагаю; четыре токи вырыли топор войны; вместо них был выбран один верховный токи.
– А! – сказал дон Тадео. – А знаете ли вы, как зовут этого верховного токи?
– Знаю.
– Кто же это?
– Антинагюэль.
– Я это подозревал! – вскричал дон Тадео с гневом. – Этот человек обманул нас; это лицемер, живущий только хитростью; безграничное честолюбие заставляет его при случае жертвовать самыми важными интересами и нарушать самые священные клятвы. Этот человек играл в двойную игру: он притворно выказывал себя союзником Бустаменте и нашим, основывая на нашей взаимной вражде свое будущее возвышение; но он слишком поторопился сбросить маску, и клянусь, я накажу его так, что его соотечественники будут это помнить и через столетие еще будут трепетать от ужаса.
– Берегитесь ушей, слушающих вас, – сказал дон Грегорио, указывая ему взором на ульмена, который бесстрастно стоял против него.
– Какое мне дело, – возразил дон Тадео запальчиво, – если я говорю таким образом, я хочу, чтобы меня слышали; я благородный испанец, язык мой произносит то, что я думаю. Ульмен может, если хочет, передать мои слова своему вождю.
