лет публичной деятельности, и было в его руках тем страшным оружием, которое придавало ему такую власть и внушало такой страх.
— О, теперь я понял, все понял, ваше превосходительство, — сказал сэр Вальтер, потирая свои белые руки с радостью человека, благополучно выбравшегося из самого запутанного лабиринта. — Я переделаю свои депеши и позабочусь, чтобы лорд Пальмерстон узнал положение дел Аргентинской республики именно с той точки зрения, на которую изволили мне указать ваше превосходительство.
— Делайте, как вам угодно. Я желаю только одного, чтобы вы сообщали своему правительству одну правду, — проговорил диктатор с таким неестественным равнодушием, что беспристрастный наблюдатель понял бы, что именно теперь начинается самая суть дела.
— О, за мной дело не станет! — воскликнул посланник. — Но нужно и вам самим объявить это...
— Зачем?
— Разве вашему превосходительству не желательно заручиться помощью Англии?
— Что же она может сделать для меня?
— Она может, например, заставить Францию прекратить свое вмешательство в...
— Вы, кажется, уже предлагали мне такого рода посредничество Англии в самом начале наших неурядиц.
— Предлагал, ваше превосходительство, но...
— Но не проходило ли с тех пор все время только в том, что вы ожидали по этому поводу инструкций и не получали их?
— Да, это верно, сеньор генерал, но я убежден, что при первом же слове Англии, французский король пришлет уполномоченного для улаживания этого грустного недоразумения между французской колонией и вашим превосходительством.
— А ради чего он это сделает?
— Ради того, что положение Франции в настоящее время очень трудно. В Алжире война разгорелась с новой силой, так как Абдель-Кадер принялся за дело чрезвычайно энергично. В восточном вопросе Франции противостоят четыре великих державы, вмешавшиеся в распрю между турецким султаном и египетским пашой. Сейчас пятнадцать кораблей, четыре фрегата и несколько мелких судов отправлены французским правительством в Дарданеллы. Если Франция не откажется от своих претензий, или если Россия захочет защищать Константинополь, то Франции в скором времени придется выслать в Дарданеллы все свои морские силы. Внутреннее состояние Франции тоже далеко не из спокойных: попытка Страсбурга подняла на ноги всех бонапартистов и старые партии поднимают парламентерское знамя; министерство Сульта, если еще не свергнуто, то с часу на час может ожидать катастрофы; оппозиция работает изо всех сил, чтобы сделать президентом совета одного из своих влиятельных членов. При подобных условиях Франции необходимо укрепить более прежнего свой союз с Англией, а потому французское правительство не захочет из-за такого пустяка, как ла-платское дело, ссориться с английским и уступить ему при первом же изъявлении его неудовольствия.
— Ну, это дело ваше, для меня оно совершенно безразлично, сеньор посланник. Константинополь и Алжир меня нисколько не интересуют. А что касается блокады, то вы знаете, она вредит кое-кому гораздо больше, чем мне, — заметил Розас.
— Знаю, знаю, сеньор генерал, — с живостью ответил Спринг: — последствия продолжения блокады Ла-Платы ложатся всей своей тяжестью на английскую торговлю.
— А известно вам, какой английский капитал заключен в Буэнос-Айресе и почему французская эскадра держит ее тут взаперти?
— Знаю. Два миллиона ливров в местных съестных припасах, портящихся с каждым днем.
— А сколько приходится тратить ежемесячно для возможного сохранения этих припасов?
— Двадцать пять тысяч ливров, ваше превосходительство.
— Совершенно верно, сеньор Спринг.
— Я уже сообщал обо всем этом своему правительству.
— Знаете вы также, на какую сумму приостановлено британских мануфактурных изделий в Монтевидео?
— На миллион ливров, я и на это указал лорду Пальмерстону.
— Стало быть, вам нравятся такие потери, раз вы знаете о них, — проговорил с улыбкой Розас. — Впрочем, это дело ваше. О вкусах не спорят... Если вы довольны этими результатами блокады, то мне только остается радоваться за вас, а сам я уже сумею от нее избавиться.
— Мне давно известно, что ваше превосходительство все можете сделать и никогда ни перед чем не растеряетесь, — с льстивой улыбкой заметил сэр Вальтер.
— Ну, положим, не все, сеньор посланник, — возразил Розас, откидываясь на спинку кресла и снова пронизывая англичанина до дна его души своим острым взглядом, — далеко не все. Например, когда посланник иностранного государства укрывает в своем доме унитария, преследуемого правосудием, я не могу рассчитывать, чтобы этот посланник пришел ко мне, откровенно рассказал об этом и попросил для своего протеже милости, в которой я никогда не отказал бы ему.
— Разве, что-нибудь подобное случилось?.. Какой же посланник мог решиться на такую дерзость? Соблаговолите сказать, ваше превосходительство, на кого вы намекаете? — проговорил сэр Вальтер с видимым изумлением.
— А вы сами его не знаете, сеньор Спринг? — инквизиторским тоном продолжал Розас.
— Даю вашему превосходительству честное слово...
— Довольно! — резко перебил диктатор, сразу поняв, что ошибся, и цель, ради которой он собственно призывал министра и употребил столько труда, не достигнута. — Довольно! — повторил он, вставая, чтобы скрыть бешенство, исказившее его лицо.
Сэр Вальтер опять смутился, охваченный новым притоком недоумения в виду странного, трудно объяснимого поведения Розаса.
Последний прошелся несколько раз взад-вперед по столовой, затем вдруг остановился, как вкопанный, положив руку на спинку стула, на котором бедный мулат тщетно боролся с дремотой, и стал напряженно к чему-то прислушиваться.
По улице неслась во весь опор лошадь и вскоре остановилась перед домом диктатора.
— Какая-нибудь депеша из полиции, — заметил англичанин, пользуясь случаем вновь завязать беседу, так круто оборванную Розасом.
— Ошибаетесь, сеньор, — сухо возразил диктатор, — эта лошадь из предместья и всадник ее простой гаучо, а не полицейский комиссар, который загнал бы ее так, что она упала бы перед моим домом.
Спринг молча пожал плечами и встал со своего места.
В столовую вошел Корвалан с пакетом в руках.
Розас схватил пакет, поспешно разорвал конверт, развернул письмо и пробежал его глазами. После первых строк, лицо диктатора исказилось такой дикой злобой, что сэр Вальтер, видевший это, не решался верить своим глазам.
— Вы удаляетесь, сеньор Спринг? — произнес не своим голосом Розас, прерывая чтение и протягивая руку.
— Да, я не хочу мешать вашему превосходительству.
— Когда намерены вы отправить пакетбот?
— Послезавтра, сеньор генерал.
— Это очень долго. Заставьте своего секретаря поработать так, чтобы пакетбот мог отплыть завтра после полудня... вернее говоря — сегодня, потому что уже четыре часа утра.
— Хорошо, пакетбот отправится сегодня в шесть часов вечера, ваше превосходительство.
— Очень благодарен. Покойной ночи, сеньор Спринг, — произнес диктатор, слегка наклоняя голову.
Отвесив несколько поклонов, посланник удалился.
— Корвалан, проводите сеньора Спринга! — приказал диктатор.
— Сеньор! Что это вы приказали сделать с еретиком? — закричал мулат, очнувшись от своей дремоты. Ему показалось, что английского посланника повели на казнь.
Но Розасу было не до разговоров, сев на свое место, он положил перед собой на стол письмо, подпер
