не заметил ничего подозрительного.
Спустившись вниз и поставив лестницу на место, молодой человек вбежал в дом и крикнул:
— Ну, милейший дон Кандидо, надеюсь, вы еще живы?
— Голубчик, Мигель! Зачем ты оставил меня одного? — жалобно откликнулся старик, идя на голос своего бывшего ученика.
— Оставаться одному гораздо лучше, чем находиться в обществе дурных людей, — возразил дон Мигель. — Но, однако, болтать некогда.
— Но что это за дом? Ты говорил, в нем живут, а я не слышу ни малейшего движения. Это точно какая-то могила! Что значит эта таинственность, Мигель? Я боюсь, что мне не только не видать должности домашнего секретаря его превосходительства министра ино...
— Сеньор дон Кандидо, вы не отрицаете, что распространили известие о возмущении Ла-Мадрида?
— Мигель, дорогой мой! Да ведь я говорил это только одному тебе...
— Рассказывать о таких вещах одному лицу или всему городу, — разве это не одно и то же?..
— Господи!.. Мигель, неужели, ты хочешь погубить меня?! — завопил старик, порываясь броситься в ноги молодому человеку, но тот сказал ему:
— Напротив, дон Кандидо, желая спасти вас, я доставляю вам должность, за которую многие охотно заплатили бы большие деньги.
— А я за нее отдам тебе свою горькую, сиротскую, исполненную тревог и печалей жизнь!— с пафосом воскликнул дон Кандидо, стараясь заключить дона Мигеля в свои дрожащие объятия.
— О, я потребую от вас гораздо меньше, — сказал молодой человек, слегка отстраняя его. — Теперь пожалуйте на работу, она будет непродолжительна; самое большее, если на нее потребуется минут десять-пятнадцать.
— О, Господи! Да я готов проработать год, два, лишь бы...
Пока старик говорил это, дон Мигель вывел его во двор, приставил снова лестницу к стене и сказал ему:
— Залезайте.
— Куда это я должен лезть? — недоумевал дон Кандидо, вытаращив глаза.
— Вы видите — на крышу.
— Да зачем?
— Залезайте же, говорят вам!
— Ну вот я и влез. Что дальше?
— А вот и я, — проговорил дон Мигель, быстро поднявшись вслед за стариком. — Теперь сядем здесь и...
— Но, друг мой...
— Сеньор дон Кандидо, вы желаете...
— Ну, хорошо Мигель, хорошо... не сердись. Я сяду. Ну вот я сел?!
Молодой человек вынул из кармана лист бристольской бумаги, компас и карандаш, разложил бумагу возле себя на крыше и сказал голосом, не допускавшим возражения:
— Сеньор дон Кандидо, потрудитесь начертить мне план окрестностей этого дома. Постарайтесь окончить его, пока еще не совсем стемнело.
— Но, Мигель...
— Чертите одни контуры: подробностей не нужно. Мне необходимо знать только относительное положение этих окрестностей. Скорее, скорее, дон Кандидо! Через десять минут, чтобы все было готово. Я буду ждать вас внизу, в прихожей.
Дон Кандидо весь похолодел. Уединенность места и таинственность поведения его бывшего ученика производили в нем такое ощущение, точно ему к горлу уже приставили один из тех громадных кинжалов, которыми члены Mac-Горки убивали унитариев. Он понимал, что дон Мигель втягивает его в очень опасную игру, но не имел сил сопротивляться молодому человеку, который всегда производил на него неотразимое влияние и у которого он теперь находился в руках, благодаря своей болтовне о генерале Ла-Мадриде.
Глубоко вздохнув, старик дрожащими руками принялся набрасывать план.
Ровно через десять минут план был готов, и старик спустился с крыши.
— Вот и отлично!— сказал молодой человек, бросив взгляд па бумагу. — Подождите минутку, я только пойду и поставлю на место лестницу.
— Потом мы уйдем отсюда, милый Мигель, да? — поспешно осведомился дон Кандидо.
— Уйдем, уйдем, будьте спокойны.
— План нужно бы немного исправить. Он...
— Вы исправите его ночью, а утром принесете мне, — ответил дон Мигель уже из соседней комнаты, направляясь к черному ходу.
Через минуту молодой человек возвратился и пригласил старика с собой в сени. Но только он хотел вложить ключ в замок наружной двери, как дверь растворилась так стремительно, что дон Кандидо едва успел отскочить и прижаться к стене, а дон Мигель — отступить на два шага и поднести руку к грудному карману камзола. Впрочем, это движение было скорее инстинктивное нежели сознательное, он уже несколько минут ожидал, что эта дверь отворится и в нее войдет женщина, даже несколько женщин, но никак не мужчина. Однако вошел мужчина. В одно мгновение в руке молодого человека очутилось какое-то странное оружие, и он стал ожидать, что будет дальше.
Так неожиданно появившийся незнакомец сделал то же самое, что не задолго перед тем сделал дон Мигель, то есть запер дверь и положил ключ к себе в карман.
Дрожа как осиновый лист, дон Кандидо делал страшные усилия, чтобы прижаться к стене как можно плотнее. Благодаря царствовавшему в сенях мраку, незнакомец никого не видел. Только проходя в приемную комнату, он задел рукой за грудь дона Кандидо. Шарахнувшись в сторону и вытаскивая из-за пояса длинный кинжал, он громко крикнул:
— Кто тут?
Ответом на это было глубокое молчание.
— Кто тут? — повторил незнакомец. — Отвечайте, иначе я убью вас как унитария! Одни только унитарии способны устраивать засады защитникам федерации!
Новое молчание.
— Да кто же вы?.. Говорите, если не хотите, чтобы я навеки лишил вас языка! — продолжал неизвестный, прижавшись в свою очередь к двери и вытянув вооруженную руку вперед.
— Я ваш покорнейший слуга, почтеннейший сеньор, которого я, к сожалению, не имею чести знать, но тем не менее готов глубоко уважать, — трепещущим голосом пропищал дон Кандидо.
— Поняв, с каким трусом имеет дело, незнакомец мгновенно ободрился.,
— Но кто же вы? — понизив голос и тон, снова осведомился он.
— Ваш покорнейший слуга, сеньор...
— Это очень приятно слышать! Но ваше имя?
— Сделайте одолжение, отворите мне дверь и выпустите меня, добрый и глубокоуважаемый сеньор!
— А! Вы не хотите назвать своего имени! Значит, вы унитарий, шпион! — в порыве нового ожесточения крикнул незнакомец.
— Нет, нет, почтеннейший сеньор! Поверьте мне, что я во всякую минуту готов дать повесить себя за знаменитого реставрадора сеньора губернатора города Буэнос-Айреса, дона Хуана Мануэля Розаса, супруга усопшей героини, донны Эпкарнасионы Эскурра... упокой, Господи, ее безгрешную душу!.. Отца сеньориты донны Мануэлиты Розас-Эскурра и сеньоров федералов дона Пруденсио, дона Хервазио, дона...
— Черт вас возьми с вашим поминальным списком! — грозно перебил незнакомец. — Я спрашиваю ваше имя!
— Я готов дать себя повесить и за вас и за вашу дорогую семью, сеньор!.. Ведь у вас, наверное, есть семья, глубокочтимый сеньор, не правда ли?
— Вот я вам сейчас покажу свою семью!..
— Очень вам благодарен сеньор... слишком много чести! — бормотал бедный старик, всеми силами
