— Я говорил не с вами, сеньор дель Кампо, — ответил Маринио.
— С вами говорит вовсе не... — начал было дон Луис.
— Молчите, ради Бога! — перебила донна Гермоза, зажимая ему рот рукой. — Сеньор, — крикнула она Маринио, — благодарю вас за вашу любезность, но прошу вас удалиться, так как не имею надобности в ваших услугах.
— Это его-то просить! — кипятился дон Луис, стараясь отворить дверцу кареты.
Но молодая женщина энергично воспротивилась этому.
— Мне кажется, — сказал Маринио, услыхавший последние слова Бельграно, — этот господин не привык к обращению с порядочными людьми.
— Порядочные люди, останавливающие по ночам кареты, подвергают себя опасности быть принятыми за разбойников! Педро, вперед! — крикнул дон Луис таким громким и резким голосом, что всадники, загородившие дорогу, невольно заставили своих лошадей попятиться назад.
Карета снова покатилась. Маринио несколько шагов проскакал с ней рядом.
— Знайте, сеньора, — хрипел он вне себя от ярости, — что я относился к вам как друг, а теперь... Словом, я человек, который никогда не забывает оскорблений!
Произнеся эту скрытую угрозу, он поклонился, повернул лошадь и скрылся вместе со своими спутниками.
Когда молодые люди доехали до дома донны Гермозы и дон Луис прощался с ней в гостиной, он заметил, что она очень бледна и едва удерживает слезы.
— Что с вами? — спросил он, наклоняясь над ней. — Вам нездоровится?
— Нет, но я боюсь...
— Кого?
— Этого человека, который...
— Негодяя Маринио? Есть кого бояться!
— Но я чувствую, он навлечет на меня несчастье.
Все старания дона Луиса успокоить взволнованную молодую женщину привели только к тому, что он сам заразился ее опасениями и остаток ночи провел в тяжелом размышлении.
Глава XXII
В МОНТЕВИДЕО
В прекрасной гавани Монтевидео качалось на якорях более девятисот кораблей, напоминавших своими мачтами громадный пальмовый лес, потрясаемый бурей.
Стояла великолепная июльская ночь. На небе не было ни одного облачка, и круглый диск луны сиял во всей своей магической красоте.
С семи часов вечера на горизонте показалась подвижная точка, похожая на одного из тех южных голубей, которые, увлекаемые ветром с берегов Патагонии, носятся над поверхностью моря, то исчезая, то вновь появляясь в волнах, пока их не подгонит воздушное течение в гавань или на утесы.
Точка эта оказалась китоловным судном, быстро приближавшимся к порту. На судне было четверо людей: два матроса, его хозяин, сидевший у руля, и пассажир, закутанный в каучуковый плащ. Пассажир этот был дон Мигель дель Кампо.
— Далеко еще до гавани, Дуглас? — спросил дон Мигель, обращаясь к рулевому и глядя на свои часы, показывавшие полдесятого.
— Нет, дон Мигель, — ответил рулевой с сильным английским акцентом. — Мы скоро причалим к правой стороне форта.
— Какого именно?
— Форта Сан-Хосе.
— Разве там есть пристань?
— Есть, обыкновенная стоянка лодок с военных кораблей.
Действительно, через четверть часа судно подошло к маленькой пристани, совершенно пустой в это время. Дуглас вышел вслед за доном Мигелем на берег и повел его по глухим переулкам предместья. Остановившись перед небольшим домом, англичанин указал на него и сказал:
— Здесь, сеньор.
— Хорошо. Ждите меня в гостинице Пара. Займите там для меня комнату, на случай, если нам придется здесь ночевать.
— Но как вы найдете дорогу по незнакомым улицам, сеньор?
— Меня проводят отсюда.
— Не спросить ли мне сначала, дома ли тот, кого вы желаете видеть?
— Не нужно. Если его и нет дома, я подожду. Идите.
Дуглас удалился. Оставшись один, дон Мигель сильно стукнул два раза дверным молотком.
— У себя господин Буше де Мартиньи? — спросил он у слуги, отворившего дверь.
— У себя, — ответил тот, внимательно осматривая молодого человека.
— Передайте ему вот это.
При этом Мигель дал ему половину визитной карточки.
Слуга взял визитную карточку и остановился в нерешительности, не зная, запереть ли ему дверь под носом у незнакомца, за поясом которого он заметил два пистолета, или рискнуть оставить ее отворенной. Однако осанка молодого человека внушила ему такое уважение, что он не решился оскорбить его выражением недоверия и, не заперев двери, удалился. Через минуту он возвратился и вежливо пригласил позднего посетителя войти.
Дон Мигель разделся в передней, положил там же на стол свои пистолеты, пригладил волосы и вошел в гостиную, где хозяин дома, Буше де Мартиньи, агент французского правительства, читал газету, сидя перед ярко пылавшим камином.
Темные глаза француза, человека еще молодого, красивого и изящного, пытливо впились в благородное и умное лицо дона Мигеля. Наружность молодого аргентинца, очевидно, сильно поразила француза, потому что у него вырвалось восклицание удивления.
— Вы, вероятно, ожидали увидеть в вашем корреспонденте старика? — на прекрасном французском языке произнес сеньор дель Кампо, крепко пожимая протянутую ему руку.
— Да, это правда, — ответил де Мартиньи. — Не угодно ли вам присесть... Ваше имя еще составляет для меня тайну, и потому, извините, я не знаю, как называть вас.
— Эту тайну я вам сейчас открою. Я — Мигель дель Кампо, о котором вы, быть может, уже слыхали от моих соотечественников.
— А! Мигель дель Кампо! Еще бы! Это имя мне давно уже знакомо, хотя я и не знал, что оно принадлежит моему корреспонденту... Я с нетерпением ждал вас после вашего письма от двадцатого числа, которое я получил на другой день.
— Я писал, что буду у вас двадцать третьего числа, сегодня как раз двадцать третье, господин де Мартиньи.
— Вы во всем замечательно точны, сеньор дель Кампо.
— Политические часы всегда должны быть тщательно проверены, без чего рискуешь пропустить удобные случаи, представляемые событиями. Я обещал вам быть здесь сегодня и явился; в полночь же двадцать пятого числа я должен быть в Буэнос-Айресе, и буду.
— Ну, так как же, сеньор дель Кампо?
— Сражение проиграно, господин де Мартиньи.
— О, нет!
— Вы сомневаетесь? — с изумлением спросил дон Мигель.
— Официальных подробностей у меня нет, но, судя по частным письмам, оно не проиграно.
— Следовательно, вы думаете, что его выиграл генерал Лаваль?
— Нет. Я думаю только, что произошло бесполезное пролитие крови.
