нас правды и расскажешь все, что увидишь или услышишь от унитариев.
— Где же мне, сеньора, увидать или услыхать что-нибудь от них, когда я живу между федералами?
— Ты человек честный, а потому тебя, может быть, обманывают, и те люди, среди которых ты живешь, вовсе не федералы... Скажи мне, у кого ты служишь?
— Сейчас я служу кучером у англичанина.
— Знаю. А где ты прежде служил?
— В Барракасе, у одной вдовы.
— У донны Гермозы, не так ли?
— Так точно, сеньора.
— О, нам здесь все известно, и горе тому, кто захочет солгать Хуану Мануэлю или мне! — вскричала Мария Жозефа, сверкая злыми глазами на оторопевшего кучера, который никак не мог понять, чего от него хотят.
— Само собой разумеется,— на удачу ответил он.
— Запомни это, товарищ! Когда ты поступил к донне Гермозе?
— В ноябре прошлого года.
— А когда ушел?
— В мае нынешнего года, сеньора.
— В мае, говоришь?
— Так точно.
— А какого числа, не помнишь?
— Пятого, сеньора.
— Почему ты ушел?
— Сеньора сказала мне, что хочет сократить расходы по дому и для этого должна уволить несколько лишних человек: повара, мальчика для побегушек и меня. Она дала нам каждому по золотой унции и сказала, что, может быть, после опять возьмет нас к себе, и чтобы мы не боялись обращаться к ней, если будем в нужде.
— Какая странная госпожа! Хочет сократить свои расходы и раздает золото унциями! — с едкой иронией воскликнула Мария Жозефа.
— Да, сеньора, донна Гермоза, действительно самая добрая госпожа, какую мне только случалось видеть до сих пор, — простодушно сказал кучер.
Занятая своими соображениями, старуха не слыхала этих слов. После некоторого молчания она продолжала:
— Скажи мне, товарищ, не помнишь ты, в котором часу донна Гермоза уволила вас?
— В семь или восемь утра.
— Она всегда встает так рано?
— Нет, сеньора, обыкновенно она встает позднее.
— Позднее?
— Да, сеньора.
— А не заметил ты чего-нибудь необыкновенного в тот день у нее в доме?
— Нет, сеньора, ничего не заметил.
— Не видал кого-нибудь у нее ночью?
— Не видал.
— Каких слуг она оставила при себе?
— Хосе.
— Кто это?
— Старый солдат, который служил под начальством ее отца и нянчил ее.
— Ага! А еще кого она оставила у себя?
— Двух старых негров и служанку, Лизу, совсем еще молоденькую.
— Хорошо. До сих пор ты говорил мне правду. Теперь я спрошу тебя о деле, которое очень важно для Хуана Мануэля и для федерации. Слышишь?
— Я всегда говорю правду, сеньора, — ответил допрашиваемый, невольно ежась под влиянием острого взгляда старухи.
— Увидим... Кто из мужчин бывал у донны Гермозы во время твоей пятимесячной службы в ее доме?
— Никто, сеньора.
— Как так никто?
— Так, сеньора. Пока я у нее служил, у нас никаких мужчин не бывало.
— Может быть, по вечерам, когда ты уходил из дому?
— Я вечером всегда бывал дома, сеньора, потому что часто приходилось возить донну Гермозу в Боку. Там она выходила гулять по берегу, в особенности, когда светила луна.
— Так она любит прогуливаться по вечерам?
— Так точно.
— Одна?
— Нет, с горничной Лизой, которую она очень любит.
— Любит?
— Так точно, сеньора, как родную любит.
— Может быть, она ей и в самом деле родня?
— Нет, чужая, но донна Гермоза привезла ее с собой из Тукумана.
— А я слышала со стороны, будто это ее дочь?
— Господи Иисусе, как же это может быть! Донна Гермоза сама совсем еще молоденькая, а той девочке уже тринадцатый год.
— Молоденькая? Сколько же ей лет?
— Двадцать два или двадцать три года.
— Да, если выключить то время, которое она провела на руках у кормилицы, да то, которое проползала па четвереньках, она сама окажется девчонкой! Так она гуляла при тебе только со своей Лизой?
— Только с ней, сеньора.
— Странно! И ни с кем не встречалась во время своих прогулок при луне?
— Ни с кем, сеньора.
— Удивительная вещь! Что же она делала? Не четки же свои она там перебирала?
— Не могу знать, — с оттенком некоторой досады ответил кучер.
Он был искренне предан донне Гермозе и начал подозревать, что Мария Жозефа выспрашивает его не с доброй целью, поэтому решил быть осторожнее.
Старуха помолчала. Очевидно, она была сильно разочарована и раздосадована.
— Что же, эта вдовушка и днем не принимала никого? — продолжала она.
— Изредка к ней приезжали дамы.
— Дамы! Я спрашиваю о мужчинах, а не о дамах. Дамы — статья неинтересная для молодой вдовушки.
— Иногда бывал дон Мигель, ее двоюродный брат.
— Часто?
— Раза два в неделю, не больше.
— Бывал ты у нее, с тех пор, как она тебя уволила?
— Был три раза, сеньора.
— Кого же ты видел у нее?
— Никого не видал.
— Никого?
— Точно так, сеньора, ровнехонько никого.
— Не было ли у нее в доме больного?
