вспыхнуло ярким румянцем.
— Это он!.. — шепнула она, быстро прикладывая руку к сердцу, как будто бы для того, чтобы сдержать ускоренное его биение. — Это он!
Вот куплет, который пел этот голос:
Поющий быстро приближался, и шум лошадиного галопа смешался с последними рифмами куплета.
Молодая женщина хотела выбежать к нему навстречу, но вдруг попятилась назад со сдержанным криком и поспешила запереть дверь.
Легкая пирога, в которой сидели двое мужчин, обогнула скалистый мыс и причалила к берегу на расстоянии десяти метров от дома.
— Благодарю тебя, кум, — сказал один другому, — я постараюсь отплатить тебе тем же. Не отужинаете ли вы с нами?
— Нет, Маркос, — ответил другой, — мне необходимо возвратиться туда: взгляните на небо, я едва успею воротиться до кордонназо.
— Ваша правда, — ответил Маркос, — уезжайте не медля, счастливого пути!
— Приедете ли вы?
— Может быть; я еще не решился.
— Вы очень дурно сделаете, ежели упустите это дело; такие хорошие дела редко бывают.
— Это верно, — отвечал Маркос, как будто обдумывая, — вероятно, я приеду.
— И прекрасно! Так, значит, это решено?
— Да, ежели ничто не задержит меня.
— До свидания!
Маркос, опершись обеими руками в нос пироги, сдвинул ее на реку.
Она тотчас же отчалила и тотчас же скрылась за мысом, из-за которого причалила; сделавши последний прощальный жест своему товарищу, Маркос обернулся, как будто бы намереваясь идти в дом.
В то же время из рощи выехал всадник на прекрасном вороном коне.
Они встретились лицом к лицу и вскрикнули от изумления; в восклицании Маркоса слышна была насмешка, в восклицании же всадника слышалась нота неудовольствия. Они остановились как будто по обоюдному соглашению и чрезвычайно вежливо поклонились друг другу.
— Вив Диос! Сеньор дон Альбино, — сказал Маркос с притворною улыбкою, — как я рад тому, что встретил вас.
— И я также очень рад, сеньор дон Маркос, — ответил всадник с новым поклоном.
— Я не надеялся встретиться с вами в этих местах; меня уверяли, что вы отправились в продолжительное путешествие внутрь страны.
— Таково, действительно, было мое намерение, сеньор дон Маркос, — ответил с улыбкою Альбино, — но, вы знаете, человек предполагает, а Бог располагает.
— Это значит, что вы переменили свое решение и, вероятно, предпочли остаться здесь?
— Ваше заключение не вполне верно, сеньор; право, не от меня зависело, чтобы это путешествие совершилось.
— Я понимаю. Вас остановили не зависящие от вас обстоятельства в то самое время, когда вы собрались уже ехать?
— Да, сеньор.
— Что делать; необходимо покоряться силе обстоятельств; но, извините меня за нескромный вопрос, как это случилось, что я встречаю вас так далеко от вашего ранчо в такое позднее время, когда все предвещает кордонназо.
— В то время, когда я отправился в путь, нельзя было предполагать, что случится буря.
— Так как нас нечаянно свел случай, то мы не расстанемся так; уже поздно; до вашего ранчо отсюда более шести лье: я предлагаю вам гостеприимство в моей хозе на ночь; завтра, наверное, будет прекрасная погода, и вы возвратитесь домой на рассвете.
— Извините меня, сеньор дон Маркос, за то, что я откажусь от вашего любезного приглашения, — отвечал не без смущения дон Альбино, — потому что Пуэбло только в нескольких шагах отсюда и я буду там в десять минут.
— Почему вы отказываетесь от моего приглашения? — спросил дон Маркос, незаметно поморщив бровями. — Неужели вы предполагаете, что оно неискренно?
— Нисколько, сеньор, я очень хорошо знаю вашу честность и поэтому не мог предположить этого.
— Ну так почему же, в таком случае?
— Я боюсь стеснить вас, вот и все.
— Вы шутите, дон Альбино. Разве хозяина можно стеснить? Ну пойдемте со мною, я не принимаю извинения.
Всадник стоял неподвижно; очевидно, в уме его происходила сильная борьба, его лицо выражало сильную тоску. Дон Маркос со странным выражением наблюдал за ним украдкой.
В это время сверкнула молния и глухо загрохотал гром.
— Вот и разрешение вопроса, — сказал дон Маркос. — Начинается гроза, через несколько минут она пронесется здесь с бешенством; поспешим приютиться.
— Пусть же будет по-вашему, — ответил дон Альбино.
— Вот и прекрасно! — сказал, смеясь, дон Маркос, — я знал, что сумею убедить вас.
Они пошли рядом и направились к небольшому домику, находившемуся на расстоянии не более ста шагов от того места, на котором встретились.
Дону Маркосу по наружности казалось от сорока четырех до сорока пяти лет; у него были блестящие глаза, умный лоб; несмотря на простоту его морского костюма, ничто не умаляло силы выражения лица этого человека, не столь замечательного своим высоким ростом, как задумчивым, энергическим и внушительным видом его благородной и прекрасной физиономии; в нем было что-то гордое и кроткое, что прельщало и действовало внушительно.
Дон Альбино был молодой человек, не более двадцати пяти лет; черты его лица были изящны и деликатны, лицо его было бледно и задумчиво, его темно-голубые глаза придавали его физиономии нежное мечтательное выражение, его стройная, гибкая и красивая талия, врожденное изящество его жестов делали его прекрасным молодым человеком. Ансамбль его наружности имел чрезвычайную прелесть; его длинные волосы ниспадали густыми и шелковистыми кудрями на плечи; на нем был богатый и грациозный костюм мексиканских кампезиносов. Одним словом, оба эти человека представляли, по крайней мере в физическом отношении, полнейший контраст.
Дон Маркос поднял задвижку и вошел в дом; за ним следовал дон Альбино, который сошел с лошади и вел ее за повод.
Мексиканские дома нельзя назвать комфортабельными: у них нет внутри дверей, и многие из домов устроены так, что для того, чтобы пройти в конюшню или корраль, надобно пройти через зал; но это неудобство не сильно беспокоит их.
Первая комната была пуста. Даже Линдо, прекрасная ньюфаундлендская собака, с которой мы познакомили наших читателей, ушла из нее.
Дон Маркос быстро окинул взглядом вокруг себя, отпер дверь, ведшую в корраль, и сделал знак головою своему гостю, чтобы он поставил в нее свою лошадь, что тот и поспешил исполнить.
— Теперь, — сказал дон Маркос, когда молодой человек вошел к нему, расседлав и почистив лошадь, — посмотрим, есть ли для нас ужин, — и громко закричал: — Марцелия!
Тотчас же появилась молодая девушка, предшествуемая собакою, которая, вбежав, положила свои толстые лапы на плечи моряка, выражая живейшую радость.
— Прочь, Линдо! Прочь! — сказал Маркос, лаская ее. — Ты добрая собака; но довольно!
— Вы звали меня, батюшка?.. — спросила молодая девушка тихим и слегка дрожащим голосом.
