Молодая девушка встала и, не сказав ни слова, вышла, а за нею последовал Линдо, который, казалось, постоянно следовал за нею.
Прошло несколько минут, в продолжение которых оба мужчины сохраняли безмолвие, наблюдая украдкой один за другим.
Маркос первый нарушил безмолвие.
Он сел против молодого человека и, налив ему стакан пюлька, спросил:
— Итак, вы моряк? — сказал он.
— Я был им.
— Да, я убежден в том, что в случае нужды вы сами сумеете защищать себя.
— Это верно, — возразил молодой человек, все более и более удивляясь.
Маркос опорожнил свой стакан и поставил его опять на стол.
— Дон Альбино, — сказал он, улыбаясь, — вы красивый молодой человек, а красивые юноши любят красивых девушек, не правда ли?
— Что вы хотите этим сказать?
— Эх! — произнес он с добродушием. — Я не более как грубый моряк, полурыболов, полуконтрабандист, подобно всем костеносам (прибрежным жителям), но Бог дал мне два глаза, я вижу ясно все.
— Я не понимаю вас, — пролепетал молодой человек.
— Ба! Ба! Напротив, вы прекрасно понимаете меня!.. Вы прекрасный охотник, и приманка, которая вас привлекает сюда, недалеко отсюда.
— Я ручаюсь вам…
— Полноте, я не слеп, повторяю вам; к тому же, черт возьми, в этом я не нахожу ничего дурного. Это закон природы. Сознаюсь вам, что ваши посещения стесняли меня; мне очень неприятно было видеть, что вы беспрестанно бродили вокруг моего домика; я задавался вопросом: к чему такой молодой человек, как вы, как говорят, богатый, так внезапно и сильно полюбил эти места, столь грустные. Теперь я все понял: вы моряк, вас привлекало море; случай свел вас с молодою девушкою, и вы стали посещать ее. Не правда ли? Ну, отвечайте откровенно.
Говоря это, дон Маркос переменил гордое выражение своей физиономии на выражение столь благосклонное, заговорил так ласково, что молодой человек ошибся.
— Вы могли это угадать, дон Маркос, — ответил он, улыбаясь.
— Пардье! Я в этом уверен.
— В случае, ежели бы ваши предположения оказались верными, что бы вы ответили мне?
— Во-первых, верны ли они?
— Допустим, что они верны.
— Итак, они верны?
Альбино сделал утвердительный жест.
— Ну, молодой человек, — возразил дон Маркос, — я не стану терять попусту слов. Вы мне нравитесь, потому что вы молоды и честны, во-вторых, потому что вы моряк, и, что важнее всего, это то, что только моряк может быть принят мною в семейство; я хочу, чтобы мужчина, с которым вступлю в родство, был одного со мною ремесла и мог бы в случае нужды помогать мне или в ловле жемчуга, или иначе. Понимаете ли вы меня?
— Вполне понял.
— И вы согласны и на это условие?
— Вполне согласен.
— Прекрасно! Но любите ли вы Марцелию?
— Да, я люблю ее.
— А… любит ли она вас?
Дон Альбино колебался.
— Ну что же? — продолжал дон Маркос с некоторым воодушевлением. — Вы не отвечаете на мой вопрос.
— Потому что я не могу ответить.
— Почему же?
— Потому что я только знаю состояние моего сердца; но ничто не дает мне права предрешать чувства Марцелии ко мне.
— Гм, — сказал дон Маркос, — это не ясно.
— Извините меня. Мне кажется, что я нравлюсь донне Марцелии; вот и все. Спросите лучше ее; она ваша дочь; она ответит вам.
— Марцелия не дочь мне! — закричал дон Маркос с гневом, стукнув кулаком по столу.
— Как? — с изумлением произнес молодой человек. — Марцелия не ваша дочь?
Дон Маркос сильно прикусил себе губы, но благодаря силе воли, которою был одарен, он успел подавить свое волнение и тотчас же оправился:
— Неужели вы не знаете этого? Вот это странно, — сказал он, — но так как вы живете далеко отсюда, то это не удивительно. Нет, Марцелия не дочь моя: она бедная сирота, и так как мы завели об этом разговор, то я считаю необходимым поскорее объяснить вам все, рассказав вкратце историю этой бедняжки. За ваше здоровье! — он чокнулся с доном Альбино и продолжал: — Я расскажу вам грустную историю, несмотря на то что она проста и коротка. Двадцать лет тому, мне было еще тогда двадцать четыре года, я был моряком, как и в настоящее время. Мой отец, старый солдат времен независимости, за которую он храбро дрался под командой Гидальго, Морелосов и других героев, прославивших эту славную эпоху, удалился за несколько миль отсюда, в Пуэбло, построенное на морском берегу, и занялся прежним своим ремеслом: ловлей жемчуга. Мой отец обыкновенно бывал грустным, мрачным и задумчивым; мать моя умерла, родивши меня. Он сосредоточил всю свою любовь на мне и воспитывал меня с нежностью и такими заботами, каких нельзя было ожидать от старого солдата, подобного ему, сердце которого было закалено в огне сотен битв.
Мы жили одни уединенно в домике, расположенном, так же как и этот, за деревней. Мне исполнилось десять лет; начиная с двухлетнего возраста я сопровождал уже отца на ловлю; вдруг в один вечер, возвратившись в наше ранчо, мы нашли в нем двери и окна полуоткрытыми первая комната была занята четырьмя особами.
Эти четыре особы были: высокий, почти шестидесятилетний старик, но еще прямой и свежий, с загрубевшим лицом и угловатыми манерами; молодая женщина болезненной красоты и двое детей: маленькая девочка, имевшая едва только несколько месяцев, которую молодая женщина кормила грудью, и мальчик одиннадцати-двенадцати лет, который, держа в руке реату, упражнялся в метании бутылки.
Мы часто находились в отсутствии, иногда восемь или десять дней, и в это время небольшое наше состояние, как это водится здесь, доверялось честности народа.
Мой отец не выразил никакого неудовольствия, когда увидал, что наше жилище было таким образом занято; он поспешил снять с себя снасти ловли и вошел в дом.
Увидев его, старик встал с эквипаля, на котором он сидел, и подошел к нему с распростертыми объятиями:
— Вот уже четыре дня, как я поджидаю тебя, Яцинто, — сказал он — так звали моего отца, — я почти потерял надежду на твое возвращение.
Услыхав этот голос, звуки которого были очень хорошо ему знакомы, мой отец вскрикнул от изумления и радости и бросился к своему гостю, который принял его в свои объятия.
После продолжительных поцелуев оба мужчины перешли в другую комнату, в которой они пробыли вдвоем более двух часов. Но, — сказал дон Маркос, перебивая свою речь, — эта история не очень интересна для вас. Я невольно увлекаюсь моими воспоминаниями. Я постараюсь сократить ее.
— Извините меня, — ответил ему Альбино, — напротив, я слушаю вас с живейшим интересом.
— Имя этого старика было Евстакио Кальдерон. Это был старинный товарищ моего отца по оружию; десять лет они сражались рядом друг с другом против испанцев. Дон Евстакио, оставшись вдовцом с сыном и кроме того принявши на свое попечение дочь своего брата, убитого в одном из набегов, которые так часто здесь бывают, решился удалиться из Пуэблской провинции, где первоначально приютился, но которая напоминала ему столь печальные события, и возвратиться к старинному своему другу, с которым он
