– Вы тут на холостом положении? Тут девицы, впрочем, есть?
– Нет, я с женой, – ответил Василий.
– Вася, я тебя хвалю! – сказал Советник, встречая молодого Кузнецова на переправе. – Что ты им сказал? С каким уважением тебя проводили! Никита, здорово! И ты?
– Да, пойду в свою артель, – ответил Жеребцов.
Он последнее время недолюбливал Очкастого и решил, что встречи с ним не к добру.
Старатели обступили Жеребцова.
– Кто же выдал? – спросил Кораблев. – Ты?
– Нет. Это скотские доктора! Видишь, стала, говорят, попадать рыба, брюхо ей взрежут – все хорошо, а голову начнут чистить и в жабрах находят золотой песок. Говорят, мол, мелочь, как пыль. Это мне полицейский объяснял. Ну, здорово, Тимофей! – сказал Никита, видя среди своих слушателей Силина.
– Привел себе подмогу? Силы у тебя не хватило? – спросил Тимошка.
Жеребцов остолбенел, и пена выступила у него в углах рта, но от волнения он не мог вымолвить слова.
– А были еще приятели… Я еще тебя так угощал. Речку тебе открыл… Гулял как со своим.
– Это ты предатель! Ты весь прииск погубил! – закричал Жеребцов. – Ах ты ирод! Погубил такое дело, людей перессорил, спирт в реку выливал! Сволочь ты! Из-за тебя порядка не было. Погубил, все погубил. Меня унизил, опозорил, изгнал. Меня поймали, пришлось мне на старости лет прийти врагом на свой прииск. И-и… – взревел Никита, и слезы вышли у него из глаз. – Родная! – протянул он руки, как бы желая обнять и всю артель, и прииск, и тайгу. – Гибнем!
Он шагнул к Тимохе и вдруг ударил его зло, но несильно кулаком по шее.
– Ты че?
– Какое дело ты мне погубил! – кричал Жеребцов, не в силах удержаться и чувствуя, что еще больше позорит себя, что его слушают с неодобрением, что он не вовремя сводит счеты. Но обиды Жеребцова были слишком велики. – Ты мои столбы вырвал! – со слезами на глазах орал он. – Тварь! Ты думаешь, я не понял, когда ты меня с прииска выгонял, про какие столбы ты намекал? Мои они, мои! Какое дело ты погубил! Локомобиль-то мне куда теперь? Он стоит, народ смешит на берегу, вот, мол, Никита, че хотел сотворить, а Силин-то ему дело все испортил… Да я тебя, заразу… Удавить тебя!
Медведь подошел к Никите сзади и обнюхивал его штаны. Никита почувствовал, что кто-то ткнул его под ноги. Медведь тронул мужика лапой за зад.
– О-ох! – осел Никита.
У лица его ощерилась пасть, черные, узко поставленные глаза уставились лукаво. Подбежал Илья, ударил медведя по морде. Васька стал гнать его пинками.
– Уже вырос! – молвил Гуран.
– Р-разойдись! – раздался крик, и полицейские стали расталкивать толпу.
Жеребцова подняли. Штаны у него были изодраны. Телятев икал от удовольствия.
– Р-разойдись! – кричал урядник Попов.
– Силин, ты пойдешь с нами! – сказал Телятев.
– Так говорите, он мужичка за гузно? – расхохотался Оломов, услыхав о том, как арестовывали Силина. – За гузно? Мужичка? Ха-ха-ха…
День прошел сегодня благополучно, и старатели успокоились. Оломов велел пригласить к себе и осторожно арестовать президента, чтобы не скрылся ночью. Телятев не сказал старателям, зачем он приглашает их атамана.
Узнав о драке с Никитой, Оломов приказал:
– Жеребцова тоже арестуйте! Пусть он не лезет, куда не надо. И держите их порознь. Никиту на голодном пайке, на хлеб и на воду. А Силину пусть все подают, как и нам! Отдадим долг демократии!
– Они еще милостивы. Могли бы в два счета тут все расшибить. А на сборы время дали, говорили обстоятельно! – расходясь, толковали старатели.
– Как же! Сколько мы им переплатили на своем веку… Приготовишь калугу или осетрины лучшей – и к рождеству. А китайцы их одевали. Он прежде в Софийске был и ездил налог с нас собирать.
– Как бы атамана выручить!
– Я сам думаю, его били и его же посадили.
– Кузнецов, поди, не дурак, смягчал их все эти годы, – сказал Сапогов.
– Ты думаешь?
– Конечно. Он же совету отвечал, куда рез шел. Держали же мы посла в городе. Нет, тут кто-то еще по злобе затесался.
– Вот тебе и вольные старатели!
– Атамана били. А мы? Дураки русские, за себя не можем постоять без приказа!
– Всех побьют! – ответил старик старовер.
Утром старатели поднялись до рассвета. Женщины стирали белье. Кое-где начали промывку. Бывшие товарищи Никиты собирались кучками, рассуждали, что же будет.
