Снимались полотнища. Китайцы брали мешок, быстро подсаживаясь, подкидывали на спину товарища, тот крякал или взвизгивал и тоже слегка подсаживался. И серый мешок с голубой печатью и надписью «San Francisko Flloor»[4] плыл на его желто-грязной спине вверх. И вот уж целая вереница поплыла по обрыву, по трапу, на холм, на трап к амбару и в амбар, где чисто вымыто, где Егор и Сашка укладывают мешки муки на низкие подставки на свайках, под амбаром, чтобы не забрались крысы, – полотнища бересты…
Освободившись от ноши, китайцы трусцой спешили обратно, не теряя порядка, таким же гуськом. И опять каждый брал по мешку и опять присаживался, как приплясывал с ним камаринского. А уж первая лодка опустела, и гиляки ловко отогнали ее.
В полдень хлынул ливень.
– Ну, бабы, – пришел Егор, – кого хлебопеком? Печь готова, надо топить!
В новом доме набилось от дождя полно народа.
– Да, Анфиску поставить, – сказал Родион. – Они вон вернулись… Да просят лучше выпороть, а, мол, не надо выгонять. Пусть работают, согласны, говорят, на всякую работу, только не гоните.
– Да ты что это? – вспыхнула Татьяна.
– Как же она будет своими руками хлеб брать? – ответил Егор.
– Мало ли чего она берет! – сказала Таня.
– Ну и что же? – бойко ответила Ксения. – Каждая берет!
– Каждая, да не у всех. А эта и каторжных, и китайцев, поди, и зараза попадет…
– Тебе, Ксеня, быть хлебопеком! – сказал Егор. – Довольно людям есть сырые лепешки.
Теперь на прииске был запас…
Его должно хватить надолго. Если полтора фунта на человека в день.
– А народ все прет и прет, – входя, сказал Силин. – Говорят, люди на сто верст проникли по всей реке вверх и засыпали все берега балаганами. Полиция придет нас разгонять, как их разыскивать.
– Ты думаешь, скоро придет?
– Когда-то, конечно, придет. Станут шарить по ключам, по протокам… Люди идут, и мы не всех знаем. Откуда столько народа? У нас во всем Приамурье столько населения нет, сколько собралось здесь. Кто-то задумает же наш прииск присвоить, открыть компанию на паях. А ты бы, Егор, Гаврюшке сказал, чтобы гнал прочь бродяг… Пусть идут земледельцы, они не донесут, да и доноса побоятся.
– А я по дороге Андрюшку Городилова встретил, – сказал Федор Барабанов. – Он плачет, зачем вы его выгнали. Кто-то же должен спирт доставлять, пусть уж лучше он…
– Где же он попался тебе?
– В озеро прошел баркас читинца Ситинкова и торгует. Андрей живет у него на баркасе и пьет. Он металл проживает. Я подумал, Ситников давно мог бы его обчистить.
– Не только обчистить, но и в воду выбросить, – сказал Камбала.
– Если не будет убийств, грабежей и порядок установите, то мойте! – сказал николаевский окружной начальник Телятев, когда его старый знакомец Федор осторожно изложил ему намеками суть просьбы. – А я пошлю инспектора!
– Ни боже мой! – ответил Барабанов. – К нам не добраться!
– Тайно! – улыбаясь, сказал Телятев.
– Да к нам проезда нет… И так все идет в лучшем виде. Попы следят за всеми, и каждое утро молимся перед работой.
– Не врешь?
– Боже мой! Зачем бы… Отцу-то родному! Каждый хочет себе достатка, зачем же ссориться. Живем в согласье, как в монастыре!
– Если как в монастыре, то я, брат, слыхал, какие согласья у монахов! А монашки есть?
– Женского сословия нам не требуется. Моем семейно, мужья с женами.
– Обитель, словом… Дай еще два фунта, и мойте на полной свободе! – вытянув длинный бледный палец, сказал Телятев. – Но как только получу первое же донесение от полиции, так в два счета оставлю от вашей вольницы рожки да ножки…
ГЛАВА 10
– Ты, Федосеич, не жалеешь, что бросил участок? – спрашивал Егор у матроса, приехавшего вечером проведать, как живет его дочь.
Приезды старика всегда как праздник. И нынче долго засиделись.
– Так не жалко тебе? Они берут тут хорошо…
– Нет, не жалко! – отвечал Федосеич. – Чего жалеть! – добавил он, пожимая плечами. – Все равно… А они и так меня кормят чумизой, ханьшин мне дают. Я им фанзу караулю, поварничаю, я умею по-ихнему: пампушки на пару приготовлю, рис сварю…
Уже было поздно. Федосеич перекинул ноги через скамейку прочь от стола и закурил. Это означало, что собирался домой. Катя сидела за столом и с любопытством на него глядела. Если бы он всегда был так трезв. И рубаха на нем опять проносилась… Надо поехать завтра и все ему перестирать, перечинить.
– Ну, оставайся, сват, у нас в артели! – предложил Егор.
