Ее дочь могли посадить в тюрьму, убить, женщины грозили сжечь ферму вместе со скотом. Ярость овладевала рослыми и сильными людьми графства. На день-другой мать сумела укротить их своим грозным голосом и энергичными доводами. Но возмущение еще не утихало. Этот стойкий и мужественный народ не отступался в своей жажде жертвы и не скоро менял убеждения, а какие-то личности, конечно, извлекали выгоду.
Из города приехал старый, почтенный адвокат с большой бородой, на хорошей лошади и в скромном стареньком экипаже. Подал матери несколько сердечных советов и рекомендательное письмо от городского торговца молоком. Сказал, что Розалинде лучше скорей уезжать куда-нибудь подальше. В Америке всегда нужны рабочие руки. Наняться туда за хорошую плату можно уже здесь, на острове. Уехать хотя бы на несколько лет за океан. Сказал, что постарается найти вербовщиков, хотя до сих пор не видел их сам.
После его отъезда мать была в отчаянии. Запрягли быка и поехали в город, где есть телеграф, не пожалели средств и вызвали телеграммой дядю, брата покойного отца. Он уж давно служил машинистом на локомотиве Стефенсона. Зная про законы короля Иакова, обязывающие представителей власти ловить ведьм, в полицию не обращались.
Дядя приехал, все выслушал и сказал возмущенно, что по описаниям узнает приезжавшего человека. Это и есть вербовщик! Его часто видят на вокзалах и в поезде. Существует целая корпорация дельцов. Они часто переправляют девушек по железной дороге в порты. Уверяют, что на работу на американские фермы Большой Равнины, но на самом деле – в Калифорнию, в публичные дома. Туда для золотоискателей – белых, негров и мексиканцев – требуют женщин светлых, молодых, с крепким здоровьем; едут многие с островов и из других стран: чешки, польки, шведки.
Страх охватил мать и дочь с двойной силой. Боялись шантажа адвоката, и вербовщиков, и гнева соседей. Но тут заявило о себе общественное мнение. История дошла до членов филантропического общества и корреспондентов провинциальной газеты, а от них – в Лондон, к знаменитому гуманисту сэру Джону Боурингу...
В тот вечер, когда Розалинда била Янку по лицу, она ушла слегка покрасневшая, но вполне удовлетворенная, словно этого и ждала, как будто так и надо было.
На другой день увидела, какой поставила ему синяк под глазом. Янка все же очень приятный и красивый. Но как смутился! Теперь ясно видно, что она ему нравится... Good-looking boy![58]
Но также всем известно, что она недоступна! Красавчик хотел было жениться, но... Трус! Трус! Иди в театр и смотри ведьм Шекспира! Розалинда о нем не вспомнит. Ах, какие ласковые руки у Янки, как это понимают коровы! И какой рыжеватый, аристократический отлив его волос! Но только и пленный не должен забываться!
– А в России есть хорошие коровы? – наивно заговорила Розалинда за обедом.
– Только у летонов! – ответил Янка гордо. Он тут выложил, кто такие летоны, при этом сказал про себя, объяснил, где живут летоны, и рассказал, какой у них скот.
– А у русских?
– У русского тоже есть корова. Но рябая и маленькая, как коза, и дает совсем немного молока. У них и вороны черные, мелкие, живут в Москве на крестах и на царских дворцах и летают тучами над городом. Это я сам слыхал... Но кричат не по-вороньи, а как воробьи.
– Все, что вы рассказываете, очень интересно! И я бы хотела видеть купола святых церквей Руси! – мечтательно сказала Розалинда.
Она узнала, что существуют только две истинные христианские веры: англиканство и православие.
Глава 25
ЗАСЕДАНИЕ В КИТАЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ
Японец Точибан Коосай, зачисленный в русский отряд под именем матроса Прибылова, читал доклад, не произнося ни слова. Тесная и горячая аудитория его отлично понимала. С блеском и быстротой заполнял он черную доску на стене столбцами иероглифов, выделяя некоторые, особенно важные, элегантными росчерками, что изобличало в нем художника. Не зря богатые компрадоры, его покровители, украшали свои бумаги виньетками и рисунками Коосая.
Точибан выказывал свое хорошее воспитание, тонкий вкус, принадлежность к высшему классу. А китайцы видели в его докладе свое историческое и культурное первородство.
Если докладчику приходилось упомянуть что-то подходящее по стилю к серьезному изложению серьезной темы, то Прибылов обращался к Гошкевичу по-японски, по-русски или по-английски, и тот передавал устно по-китайски.
Все видели, что высокий рыжий господин говорит довольно правильно, и слушали китайскую речь Осипа Антоновича внимательно. Хотя можно сомневаться в основательности его познаний. Нет западных иностранцев, которые во всей глубине могли бы постигнуть знания и культуру, созданные китайцами. Возможно, как все они, ловко нахватавшийся! Объяснял толково и немного шутил. Это приятно, возбуждает пылкую симпатию публики.
Тема доклада занимала всех. Название ее опять изменилось, накануне она была объявлена как «Значение России для азиатских народов. Почему они тянутся навстречу русским, как муравьи на сахар». Сегодня читается под заголовком: «Япония и ее открытие для торговли с Китаем, как с самым большим государством мира».
Название доклада менялось несколько раз. Реклама была другая, но суть содержания, как казалось Гошкевичу, не менялась.
Точибан в глубине души сам не убежден в том, что сегодня докладывал. Но старался выказать веру в свои доводы. Как ему известно, самые горячие сторонники не те, кто верит в дело и готов за него умереть, а те, кто ищет в новой вере надежных выгод. Или хочет обрести устойчивое положение. Точибану приходилось и об этом подумать. Прибылов желал твердо дать понять, чей он сторонник. Китайцы, как всегда, считая себя более опытными, полагали, что японцы народ очень легкомысленный. Но доводы и понятия человека из Японии хотели знать.
