— Все это очень хорошо, только до Долореса-то очень далеко; дорога усеяна засадами и всякого рода опасностями. Сомневаюсь, чтобы самый отважный агент успел добраться до Долореса, местопребывания аббата Идальго. Было бы гораздо лучше, если только вы позволите мне выразить смиренное мнение в столь важном вопросе…
— Говорите, пожалуйста, говорите!
— Всего лучше отправить бриг или любое легкое судно в Тихий океан; это судно пойдет около мексиканских берегов, и, улучив удобную минуту, можно будет высадить агента на берег как можно ближе к желаемой цели.
— Да, вы совершенно правы; это средство было уже раз испробовано.
— Тогда за чем же дело стало?
— Дело в том, что данная идея была выдана властям неким изменником, и теперь испанское правительство принимает меры предосторожности, так что подобное средство непременно потерпит неудачу.
— Вы так думаете?
— Я думаю, что всего лучше следовать тем предначертаниям, которые я уже объяснил вам.
— Гм! — произнес разбойник и замолчал. Молчание длилось несколько минут.
Настоящая цель этой беседы, и без того продолжительной, еще не была затронута; капитан догадывался об этом и держался настороже. Господин Эбрар тоже интуитивно отдалял минуту настоящего объяснения.
Однако всему на свете бывает конец; собеседники вполне это понимали.
Капитан первым решился поднести огня к пороху — а что делать? — хотя бы пришлось взлететь на воздух вместе с ним.
— Следовательно, надо выбирать сухопутную дорогу?
— Таковое мое убеждение.
— Так, по-вашему убеждению, необходимо пробраться в Долорес, и, исполняя ваше желание, я должен принять на себя обязанность выполнить такое трудное поручение?
— Другого человека у нас нет.
— Каковы ваши условия?
— Сто тысяч франков на дорожные расходы.
— Бумагами? — спросил капитан с насмешкой.
— Чистым золотом с портретами его королевского величества, короля испанского.
— Неплохо!
— Кроме того, сто тысяч франков для ведения переговоров.
— Этого мало.
— На первый случай можно прибавить пятьдесят тысяч франков.
— Уже лучше, но к чему это добавление «на первый случай»?
— Потому что ваше поручение разделяется на две отдельные части.
— Вот как! Рассмотрим же скорее первую, а потом перейдем ко второй.
— Сто тысяч франков по возвращении за доставленные депеши.
— Вот это еще лучше. Итак, что далее?
— Триста пятьдесят тысяч франков за первую половину вашей миссии.
— Очень хорошо. Конечно, все золотом?
— Разумеется. Вы согласны?
— А вот увидим, какого рода вторая половина, тогда можно и ответ дать.
— Воля ваша.
Дипломат замолчал, что-то обдумывая.
Том Митчелл незаметно изучал его, догадываясь, что настала минута настоящего дела и что ему надо крепко держаться против такого ловкого противника.
— Гм! — произнес Эбрар. — Триста пятьдесят тысяч франков — кругленькая цифра!
— За первую половину миссии достаточно, и в этом я с вами согласен. Задача-то очень трудная, но кто не любит рисковать, тот не может и выигрывать. Приступим ко второй половине; прошу вас, не медлите.
Дипломат принял вид добродушия, на который поддался бы всякий другой, только не хитрый атаман; он чувствовал опасность и держался настороже.
— Испанцы, как я уже объяснял вам, приняли теперь все меры предосторожности и с крайним вниманием наблюдают за своими колониями; никто не может ни войти туда, ни оттуда выйти.
— Вот как! Согласитесь, однако, что в ваших объяснениях мало утешительного для меня, — заметил атаман, расхохотавшись.
— Позвольте, я говорю откровенно; ведь мы ведем открытую игру, и я ни в коем случае не желаю скрывать от вас предстоящие опасности и делаю общий обзор в уверенности, что именно вы преодолеете все преграды.
Все это было видимым пустословием; очевидно, Эбрар искал какой-нибудь связи для того, чтобы выразить наконец свою мысль.
Атаман улыбнулся и не прерывал его.
— К несчастью, — продолжал дипломат, доведенный до крайности, — не вся опасность заключена по ту сторону границы; и на этой стороне существует опасность не менее грозная.
Он поднял голову в самодовольном убеждении, что наконец нашел эту счастливую комбинацию.
— Что вы хотите этим сказать? — воскликнул атаман.
— Постараюсь объясниться.
— Сделайте одолжение.
— Испанцы не глупее нас.
— Я никогда и не сомневался в этом, — ответил Митчелл с улыбкой.
— Они устроили контрмину.
— Контрмину? Как же это?
— А вот увидите. Они не долго ломали голову над этим и поспешили напичкать шпионами все пограничные владения Америки.
— Смотри, пожалуйста! Как ловко!
— Очень ловко, — ответил дипломат, явно чувствуя себя не в своей тарелке, — но на их несчастье все подробности их системы шпионства попались к нам в руки.
— Ну вот еще!
— Да и кроме того, мы знаем главного руководителя их шпионской сети.
— Ого! Дело становится серьезным.
— Не правда ли?
— Клянусь честью! И вы говорите, что вам известен даже руководитель?
— Вполне известен. Это негодяй, очень ловкий и хитрый, как лисица — в этом надо отдать ему справедливость; но, к счастью, мы овладели всеми его секретами.
— Важная вещь! И теперь, по всей вероятности, вы желали бы овладеть его персоной?
— Вот именно. Вы понимаете всю важность этого заключения прежде вашего вступления в Мексику.
— Еще бы! Это само собой разумеется; однако довольно трудно напасть на след подобного бездельника в прериях, где подобных людей кишмя кишит и где, кроме того, так легко спрятаться от преследования.
— О! Это не должно вас беспокоить. Я могу сообщить вам необходимые сведения о нем и о тех местах, где он скрывается.
— Вот и прекрасно! Значит, только приди да возьми?
— Именно так.
— Хорошо. За такого пленника, вероятно, будет плата?
— Очень дорогая.
— Ага! Видно, вам очень понадобилось захватить его в свои руки?
