— Гм! Серый Медведь едва ли боится чего-нибудь в этом мире.
— Однако послушайте, Меткая Пуля, я никогда не видел вас таким! Не знай я вас, прости Господи, я подумал бы, что вы струсили.
— И не скрываю, что струсил; ей-Богу! — струсил, страшно струсил!
— Это вы-то?
— Да, я, только не за себя — ведь вы понимаете, что с тех пор, как я рыщу по прериям, я давно был бы убит краснокожими, если бы они могли справиться со мной. На свой счет я абсолютно спокоен, уверяю вас, и будь я один…
— Что же тогда?
— Я бы нисколько не смущался.
— За кого же вы боитесь?
— За вас.
— За меня? — воскликнул граф, лениво потягиваясь в кресле. — Много чести для этих негодяев! Я хлыстом обращу этих уродов в бегство.
Охотник покачал головой.
— Вы не хотите понять одного, господин Эдуард.
— Чего же?
— Того, что индейцы не таковы, как жители Европы, с которыми вы имели дело до сих пор.
— Полноте! Если послушать вас, охотников, так можно заключить, что жизнь ежеминутно висит на волоске и передвигаться по прериям следует только ползком, как крадутся дикие звери. Все это вздор, любезный друг. Я вам сто раз
говорил, что такие предосторожности бесполезны, что человек храбрый, который не робея идет навстречу опасности, всегда одержит верх над вашими воинственными краснокожими.
— Но я хочу открыть причину, почему они держатся с вами подобным образом!
— Лучше откройте мне кое-что другое.
— Что же?
— Kто эта прелестная девушка, которую мы мельком видели и которую Серый Медведь так грубо прогнал отсюда?
— Ну вот! Теперь еще влюбитесь! Только этого недоставало.
— А почему бы не влюбиться? Девушка очаровательна.
— Да, она очаровательна, граф, но послушайте меня и даже не думайте о ней.
— По какой причине, позвольте спросить?
— Потому что она не то, чем кажется.
— Вот тебе на! Сущий роман Анны Радклиф! Да мы просто не выходим из тайн.
— И чем дальше идем, тем мрачнее вокруг.
— Ой-ей-ей! Что-то не верится, почтеннейший друг… Дай-ка мне халат, Ивон.
Слуга повиновался.
Со времени въезда в селение достойный бретонец был в постоянной тревоге и дрожал всем телом. Все, что он видел, казалось ему необычайным и ужасным; он ждал, что с минуты на минуту их искрошат на мелкие кусочки.
— А ты, что ты думаешь об этом, Ивон? — спросил граф.
— Ваше сиятельство, ведь вы изволите знать, что я большой трус, — пробормотал бретонец.
— Да-да, это всем известно, а дальше?
— Я страшно боюсь.
— Разумеется.
— Если ваше сиятельство позволит, я перенесу все эти меха к двери и лягу поперек входа.
— Зачем же?
— Так как я страшно трушу, то крепко не засну, и если кто-нибудь явится ночью со злым умыслом, он должен будет перешагнуть через меня; само собой, я проснусь и предупрежу вас, чтобы вы смогли приготовиться к обороне.
Молодой человек откинулся на спинку кресла, хохоча во все горло. Меткая Пуля также засмеялся, несмотря на свою озабоченность.
— Надо признаться, — вскричал граф, глядя на своего слугу, который оторопел от веселости, казавшейся ему очень неуместной в такую критическую минуту, — надо признаться, Ивон, что ты самый необыкновенный трус, какого мне случалось встречать!
— Увы! — смиренно ответил слуга. — Я в этом, право, не виноват, храбрость мне не дана, ничего не поделаешь.
— Хорошо, хорошо! — проговорил молодой человек, не переставая смеяться. — Я не сержусь на тебя, мой бедный Ивон; раз уж это свыше твоих сил, тебе надо мириться с этим.
— Увы! — повторил бретонец и глубоко вздохнул.
— Но оставим это. Ты ляжешь как захочешь и где хочешь, Ивон, я предоставляю это тебе.
Не отвечая, бретонец немедленно принялся перетаскивать меха ко входу в хижину, а граф продолжал разговаривать с охотником.
— Что касается вас, Меткая Пуля, — сказал де Болье, — то я и вам предоставляю полную свободу охранять нас, как вы сочтете наилучшим; я не буду мешать вам ни в чем и даже готов содействовать, если понадобится, но с одним условием.
— С каким?
— Вы должны предоставить мне возможность увидеть прелестную девушку, о которой я уже говорил вам.
— Берегитесь, господин Эдуард!
— Я хочу видеть ее, говорю вам, хотя бы мне самому пришлось разыскивать ее!
— Вы не сделаете этого, господин Эдуард!
— Сделаю, клянусь честью, и сделаю сейчас же, если вы будете говорить в таком духе.
— Вы передумаете.
— Я никогда не передумываю и всегда остаюсь в выигрыше.
— Но вы же не знаете, кто эта девушка!
— Вы сами сказали кто — просто девушка, и девушка очаровательная.
— Прекрасно, но вот что я вам скажу: ее любит Серый Медведь!
— А мне какое дело?
— Подумайте!
— Не хочу ни о чем думать; хочу ее видеть!
— Во что бы то ни стало?
— Во что бы то ни стало.
— Хорошо, тогда слушайте.
— Говорите, только коротко.
— Я расскажу вам историю этой девушки.
— Вы ее знаете?
— Знаю.
— Тогда дело другое. Начинайте, я весь превратился в слух.
Меткая Пуля придвинул скамью, сел с раздосадованным видом и после минуты размышления начал свой рассказ:
— Лет пятнадцать назад Серый Медведь, которому в то время было не более двадцати лет от роду, но который был уже знаменитым воином, отправился во главе пятидесяти лучших своих воинов в прерию попытаться напасть на белых. В то время кайнахи жили не здесь, компания пушных промыслов не проникла еще так далеко по берегам Миссури, и форта Макензи не существовало. Кайнахи охотились на свободе на обширных землях, которыми впоследствии американцы завладели, вытеснив оттуда краснокожих. Тогда селение кайнахов примыкало к южной границе этой территории и находилось в восьмидесяти милях отсюда. Серый Медведь в первый раз возглавлял экспедицию. Как и все молодые люди его лет в подобном случае, он сиял от гордости и горел нетерпением отличиться и доказать старейшинам
