— Какая?
— Видя тебя такой страдающей и не зная, каким способом помочь твоему горю, я с месяц назад спросила у Бартелеми — этого человека зовут Бартелеми — нет ли у него возможности доставить письмо на Санто-Доминго.
— «А что, это очень важно, сеньорита?» — осведомился он.
— «Вопрос жизни или смерти», — ответила я.
— «Хорошо, — сказал он, — сам еще не знаю как, но клянусь вам, я доставлю письмо. Давайте его».
— «Я привезу его завтра».
— И письмо это?.. — вскричала донья Эльмина задыхающимся голосом.
— Я отдала на следующий день Бартелеми. В письме заключалось всего три слова: «Картахена. Сейчас. Опасность». Однако надо было, чтобы тот, к кому посылалось извещение, узнал, от кого оно. Тут я вспомнила про кольцо, которое ты постоянно носишь на груди в ладанке из пахучей кожи. Я тайком сняла его с тебя, пока ты спала и, каюсь, отважно приложила печать вместо подписи.
— Ты сделала это, Лилия?
— Признаюсь, сделала, моя душечка. Ты находишь, что я была не права?
— О Лилия, моя дорогая Лилия! — вскричала донья Эльмина, бросившись кузине на шею. — Спасибо тебе, спасибо тысячу раз!
— Спустя три дня Бартелеми, которого я нигде не могла отыскать, хотя изъездила весь лес вдоль и поперек, сам пришел ко мне сюда.
— Письмо отправлено, — объявил он мне, — оно дойдет самое позднее дней через десять.
— О! Только бы он получил его! — пробормотала дочь дона Хосе.
Лилия улыбнулась.
— Недели две назад, — продолжала она, — Бартелеми сказал мне однажды утром: «Капитан получил письмо, он будет. Зорко наблюдайте, и я со своей стороны буду смотреть в оба».
— Так он уже в пути?
— В пути. Довольна ли ты теперь, милочка?
— О, Боже мой! Неужели Ты сжалишься надо мной? — воскликнула донья Эльмина и зарыдала.
Две девушки крепко обнялись, одновременно и плача, и улыбаясь.
ГЛАВА XIII. В которой дон Торибио и его приятель беседуют о кое-каких своих делах
Прошло несколько дней со времени представления капитана Бустаменте губернатору города Картахены дону Хосе Ривасу де Фигароа. Знаменитый флибустьер так искусно сыграл свою маленькую
Заметим мимоходом, что в испанских колониях Америки и даже в самой Испании звание
Дон Хосе Ривас был очарован таким замечательным игроком и почувствовал к нему безотчетное влечение; он радушно отворил двери своего дома настежь для капитана Бустаменте.
Итак, все улыбалось авантюристу: он был богат, пользовался почетом и уважением и вдобавок имел прелестное судно.
Однако капитан Бартелеми не был счастлив. На ясном небосклоне его судьбы виднелась темная тучка, правда едва заметная, но напоминающая о том, как в аргентинской пампе крошечная черная точка на горизонте в несколько мгновений может разрастись до громадных размеров и превратиться в ураган.
В этот день около семи часов утра достойный капитан задумчиво сидел в каюте своей шхуны «Санта- Каталина», облокотившись о стол и подперев руками голову, и трагическим взглядом смотрел на громадный стакан глинтвейна, стоявший перед ним.
— Это не может длиться дальше таким образом, — пробормотал он, — я просто более не человек и не принадлежу себе. Черт меня побери, если я не превратился в вещь, которую ворочают и вертят как хотят! Надо так или иначе положить этому конец. Мне надоело.
Он встал, залпом осушил стакан и вышел на палубу.
— Спустить мою шлюпку, — приказал он вахтенному, который расхаживал взад и вперед по шкафуту.
Приказание исполнили немедленно.
Через несколько минут шлюпка отчалила от шхуны и направилась к берегу.
Едва капитан занес ногу на первую ступень пристани, как вдруг увидел перед собой высокую фигуру своего близкого приятеля дона Торибио Морено.
Мексиканец улыбался.
Капитан, напротив, нахмурил брови.
Он знал своего приятеля: улыбка не предвещала ничего хорошего.
— Ты куда? — поинтересовался дон Торибио, протягивая ему руку.
— На берег, — лаконично ответил капитан, не взяв руки.
— Видно, у тебя есть какой-то замысел? — продолжал расспрашивать дон Морено, нисколько не обидевшись.
— Нет.
— Так пойдем позавтракаем вместе.
— Я не хочу есть.
— Голод придет, когда примешься за еду. Капитан сделал нетерпеливый жест.
— Да что же с тобой сегодня? — спросил дон Торибио, пристально глядя на него.
— Не знаю, я раздражен. Пусти меня.
— Куда ты идешь?
— За своим ружьем, если тебе непременно надо знать.
— Неужели ты так им дорожишь?
— Разумеется, дорожу.
— В таком случае все складывается как нельзя лучше, мы поедем вместе. Я еду на свою ферму в Турбако.
— Я предпочитаю отправиться один.
— Весьма возможно, но я мне крайне необходимо переговорить с тобой, любезный друг.
— После переговорим.
— Нет, сейчас; то, что я должен тебе сказать, очень важно и не терпит отлагательства.
— А-а! — вскричал авантюрист, останавливаясь, и в свою очередь посмотрел прямо в глаза собеседника. — Что такое творится?
— Еще ничего, но скоро, пожалуй, что-то произойдет.
— Что же именно?
— Узнаешь. Поедем.
— Поедем, раз ты так настаиваешь.
Держа на поводу двух оседланных лошадей, черный невольник неподвижно стоял в нескольких шагах. Дон Торибио подал ему знак; он подвел лошадей.
Бартелеми и его приятель вскочили в седло.
Через пять минут они несись по дороге.
Видя, что спутник упорно молчит, дон Торибио наконец решился вступить в разговор.
— Ты ведь принял на шхуну десять человек, которых я прислал к тебе четыре дня тому назад? — спросил он.
— Принял, хотя, признаться, вовсе не понимаю, на что тебе понадобился экипаж из шестнадцати
