человек на судне, которым легко управлять вчетвером.
— Тебе какое дело?
— Никакого, только хочу заметить, что если ты делал выбор намеренно, то он удачен: это сущие разбойники.
— Ба! Ты усмиришь их, не мне тебя учить, как за это взяться. Кстати, ты ведь также принял на борт порох и четыре орудия?
— Все тщательно спрятано в трюме.
— И ты готов сняться с якоря?
— По первому знаку. Целых двое суток я стою наготове на большом рейде.
— Очень хорошо.
— Ты доволен, тем лучше.
— И ты будешь доволен, когда узнаешь,
— Какую-нибудь гадость, вероятно?
— Великолепную штуку. Ты знаешь, что у губернатора есть дочь?
— На которой ты женишься.
— Какой дурак наговорил тебе подобный вздор! — вскричал дон Торибио, пожимая плечами. — Я уже десять лет как женат, дружище. Черт возьми! Я не хочу быть двоеженцем.
— Чего же ты хочешь?
— Немногого. Ты ведь обедаешь сегодня у губернатора?
— Ну да.
— За десертом ты пригласишь губернатора с семейством, дона Лопеса Сандоваля, командующего гарнизоном, и всех присутствующих на вечер, который ты даешь на своей шхуне перед уходом из Картахены, чтобы отблагодарить за оказанное тебе радушное гостеприимство, понимаешь?
— Совсем мало.
— Все с радостью принимают твое приглашение, а ты устраиваешь пир. Пока гости веселятся, играют, пьют и танцуют в каюте на корме, ты тихонько снимаешься с якоря и выходишь в открытое море. В двух или трех милях от рейда мы берем с наших гостей выкуп — и шутка сыграна.
— А богатство-то свое ты бросишь, что ли?
— Мой бедный Бартелеми, до конца дней твоих ты останешься простаком, — заметил дон Торибио, пожав плечами и глядя на собеседника с насмешливой улыбкой. — Сколько бочонков принял ты на шхуну?
— Тридцать, черт возьми! Можно подумать, что ты сам не знаешь!
— Счет верен. Ну так вот, двенадцать из них набиты золотом. Я потихоньку превратил все свое состояние в деньги под предлогом грядущих больших трат для покупки земель, домов и так далее. Теперь все мое богатство на «Санта-Каталине», понимаешь?
— Еще бы!
— Что же ты скажешь о моей мысли?
— Это порядочная гнусность! — отчеканил капитан.
— Ба-а! Разве, любезный друг, не все позволено в борьбе с испанцами?
— Может быть… а девушка?
— Девушки, хочешь ты сказать; их две, и обе очень хорошенькие.
— Две девушки?
— Да, да, и очень хорошенькие, приятель.
— Ага! Как же ты поступишь с ними?
— Еще не знаю, там поглядим, — самодовольно ответил мексиканец.
Уже несколько минут всадники взбирались на довольно высокий пригорок, с вершины которого открывался прекрасный вид на море, в ту минуту тихое и голубое.
Вдруг флибустьер вскрикнул.
— Что с тобой? — спросил дон Торибио с изумлением.
— Со мной? Что же со мной могло случиться! Ничего, моя лошадь вдруг споткнулась, вот и все, — холодно ответил капитан Бартелеми, тревожно всматриваясь вдаль, где на горизонте только что появилось едва заметное, с крыло чайки, белое пятнышко.
— Какой ты неумелый наездник, — насмешливо заметил дон Торибио.
— Что ж тут удивительного, раз я моряк.
— А потому плохой ездок, не правда ли?
— Сознаюсь. И что дальше? — с некоторой грубостью воскликнул Бартелеми.
— Уж не сердишься ли ты?
— Я нисколько не сержусь, но считаю нелепым с твоей стороны подтрунивать надо мной.
— Не знал я за тобой такой щепетильности, брат.
— Уж не прикажешь ли мне переродиться? Надо принимать меня таким, каков я есть.
— Тьфу, пропасть! Ты сущий терновник с иглами! Не в духе ты, видно, сегодня.
— Может быть, — согласился Бартелеми, который во что бы то ни стало хотел отвлечь внимание товарища и не дать ему взглянуть на море, где почти незаметная сперва белая точка быстро росла.
— Полно, не сердись, брат, я был не прав.
— Рад, что ты признаёшь это, — ответил Бартелеми угрюмо.
— Вернемся к нашему делу.
— К какому?
— О котором мы сейчас говорили, пропасть тебя возьми!
— А! Хорошо.
— Итак, решено, не правда ли? Ты пригласишь их сегодня.
— На какой день? — осведомился флибустьер, не отрывая взгляда от моря.
— Сегодня пятница… — начал дон Торибио.
— Несчастный день, — заметил Бартелеми с насмешливым выражением.
— Эх ты, суеверный! Пригласи своих гостей к будущему вторнику.
— Пожалуй. Если тебе нечего больше сообщить мне, то прощай или, вернее, до свидания вечером. Мы у самого Турбако.
— До вечера.
Они повернули в разные стороны.
Всадники находились совсем неподалеку от узкой тропинки, которая вела к шалашу, прежнему жилищу Берегового брата.
Дон Торибио тихо продолжал свой путь и въехал в деревню, а капитан направился к лесу.
— Как только исчезнет надобность в его помощи, я сумею от него избавиться, — пробормотал мексиканец, посмотрев вслед товарищу, который скрылся за деревьями.
— Как долго еще Господь будет терпеть на земле этого подлеца и допускать его злодеяния, — пробормотал в свою очередь капитан Бартелеми, углубляясь в чащу леса.
ГЛАВА XIV. Капитан Бартелеми приставляет глаз к щели, чтобылучше видеть, а ухо прикладывает к перегородке, чтобы лучше слышать
Спустя минуту после прощания с доном Торибио Морено капитан Бартелеми, сделав круг по лесу, вернулся на прежнюю дорогу и осторожно последовал за мнимым мексиканцем на таком расстоянии, чтобы не быть замеченным им. Он увидел, что вместо того, чтобы направиться к своей ферме или, вернее, вилле, как убеждал капитана, он, напротив, свернул к кабаку, пользующемуся крайне дурной славой, где имели обыкновение собираться бродяги и мошенники, которыми испанские колонии, как бы по особому преимуществу, кишмя кишели с первого дня своего существования.
Дон Торибио Морено сошел с лошади и без малейшего колебания направился в кабак с видом человека, вполне привычного к виду этого более чем подозрительного заведения.
Мы забыли упомянуть, что за те полчаса или минут тридцать пять, на которые капитан Бартелеми оставил его одного, достойный мексиканец перед въездом в деревню, спрятавшись, без сомнения, за кустом, воспользовался полным уединением, которое царило вокруг, чтобы переодеться и настолько изменить свой наружный вид, что его не узнал бы никто, кроме флибустьера, одаренного зорким и
