поотрубают или что еще, — тут у братьев фантазия работает, случая от души поразвлечься не упустят.
Мысли у Гришки путались, были скованы страхом, отчаянием, но когда он успокоился, то понял, что не так все плохо. Вся вина его заключалась в том, что он подал знак, засвистел. Но ведь никто не знает, что повода для сигнала не было. И никто не узнает, если вести себя уверенно, а врать нагло.
С самого начала был уговор — если придется разбегаться, то встретятся на окраине кладбища возле старой часовни. Гришка решил: была не была, он возвращается к разбойникам.
Путь его лежал через все кладбище, на котором горожане хоронили своих покойников не одну сотню лет. В таком месте неясные ночные шорохи, смутные очертания крестов, темные массы деревьев воспринимаются зловеще. Гришка шарахался от каждой тени и проклинал себя, что пошел этой, а не окольной дорогой, которая, правда, была более длинной. Кто же в полнолуние на кладбище заглядывает? Только сумасшедший. Ведь это самое время для разгула всякой нечисти. Евлампий, видать, совсем ее не боится, если здесь на встречу уговорился. Может, хоть и молится Богу, и денег на храм не жалеет, запродал-таки душу дьяволу, вот и не опасается теперь никакой нечистой силы. Зря. Дьявол, он ни чести, ни благодарности не знает. «Хотя о чем это я? — подумал Гришка. — Евлампий же считает себя православным. Бр-р, ну и мысли в таком месте в такую ночь».
Гришка споткнулся и едва не упал в свежевырытую могилу, ударился коленом и взвыл от боли. Когда он поднял глаза, то внутри его все оборвалось.
— Господи, спаси и оборони, — прошептал он неживыми губами.
Метрах в десяти от него маячили бестелесные фигуры. Нечистый — накликалтаки!
— Свят, свят, — Гришка быстро перекрестился и тут же понял, какую глупость спорол. Это были Герасим, Евлампий и Хан, на фоне крестов и в серебряном свете луны выглядевшие пришельцами с того света.
Гришка подошел к ним, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Главное, чтобы голос не дрожал и звучал естественно. Чтобы они сразу не поняли, что он их просто-напросто дурит. Ох, голос всегда был его врагом, жил будто отдельной жизнью, начинал дрожать, становился тонким в самые неподходящие минуты. Гришка молился, чтобы он не подвел его сейчас.
— Гришка, ты, мать твою? — злобно прошипел Убивец, увидев его. — Ты чего, дурачина, там рассвистался?
— А чего мне не свистеть, коль пятеро дозорных стрельцов появились, — голос готов был предать, подвести Гришку, но он пока справлялся с ним, и слова звучали хоть и тонко, но более-менее уверенно. — Из-за туч я их поздновато заметил. Еще немного — и всех бы они нас повязали.
— Ты ж такое дело испортил, — зловеще шепнул Герасим Косорукий и легонько ткнул Гришку острием ножа в спину. — Надо б тебя порешить. Вот и могилка уже выкопана — людям лишне трудиться не придется.
— Тебя бы уже на дыбе подвешивали, если б я не засвистел, — огрызнулся Гришка, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Но страх уже уступал место злости, а злость придала уверенность, так что голос перестал дрожать.
— Да оставь ты его, — махнул рукой татарин. — Чего крысишься? Ну не порешили боярина, так кто виноват, что стрельцы по ночам по городу шастают? Вон мне по голове досталось пудовым кулачищем — а я и то ничего.
— Сдается мне, что от Гришки все беды. — Рука Убивца легла на топор. — Куда не пойдем с ним, обязательно что-то приключается.
— Так можно на кого угодно наговорить, — опять вступился за мальчишку татарин. — Он же наш, лихой человек будет. А тебе, Евлампий, лишь бы за топор свой хвататься. Не по справедливости человека без причины жизни лишать.
— Ладно, пока погодим, — зловеще произнес Евлампий.
Переночевали разбойники в заранее присмотренной заброшенной избе, а с утра пораньше, невыспавшиеся, угрюмые, поплелись в логово. Солнце было уже в зените, когда они достигли его.
— Ну что там, прибрали раба Божьего? — спросил Мефодий Пузо. Он опять жевал — в его руках была краюха хлеба. Возвращающихся он увидел первым, поскольку сидел на бревне и лениво глазел на «болото.
— Куда там, — махнул рукой Герасим. — Вон, стервец Гришка, всю историю нам испоганил. Как свистнет — и все.
— Говорю же, сигнал я подавал, чтоб от стрельцов оберечься. — Гришка уже который раз повторял это и готов был сам поверить, что было именно так.
— Сигнал, — заворчал Герасим. — Ох, достанется от атамана на орехи.
— Не, пока не достанется, — покачал головой Мефодий. — Он ранним утром опять в город подался. А как только ушел, так Беспалый вернулся. Жив-здоров, вот только покалечен слегка. Говорит, со стрельцами бился.
Гришкино сердце радостно заколотилось. Может, тогда и Варвара жива и невредима. Ох, хоть бы действительно было так. Мальчишка боялся, что выйдет сейчас Беспалый и скажет — а вот Варвару не уберег, браток.
— И девку с собой притащил, — добавил Мефодий, зевнув.
Тут со стороны землянок появилась Варя. Гришка глядел на нее во все глаза, не двигаясь, будто боясь спугнуть, смотрел, как она подошла к нему, улыбнулась, провела пальцами по его щеке, прямо так же, как в тот первый раз. Убивец, хмурясь, глядел на нее. Узнал 6н ее сразу. Повернувшись к Гришке, он тихо произнес:
— Ну теперь ясно, что за соловей губному старосте песенки про нас насвистывал.
Гришка не раз видел смерть, которая шла по пятам и в последнюю минуту упускала его. Сейчас она глядела мертвыми глазами Евлампия, и спасения на этот раз от нее не было.
АТЛАНТИДА. КАПИЩЕ ХРУСТАЛЬНОГО ЗМЕЯ
Принц ждал смерти. В бою она не задерживается надолго. Но сейчас медлила.
Что-то изменилось в окружающем мире. Горман застонал. Он понял, чего не хватало. Не хватало лязга стали и звуков ударов.
Принцу помогли приподняться.
Отряд вышел на ровное гладкое подножие невысокого вулкана — это и был Гремящий холм. Касмассцы выстроились вдоль невидимой линии. Они неистовствовали, визжали, сыпали проклятиями на своем языке и на языке атлантов, угрожали копьями и дротиками. Но ни один из них не пересек границы, ни один не решился бросить в пришельцев камень или копье.
Треть отряда полегла. Касмассцы успели уже добить раненых. Часть солдат получили увечья, двое были ранены серьезно. Раомон Скиталец обессиленно сидел на земле, держась за рассеченную ладонь. Видящий маг стоял прямо, и по нему нельзя было сказать, что он только что пережил жестокую битву. То, что осталось позади, его не интересовало, он смотрел вдаль, туда, где была конечная цель путешествия. Но уж Аргон развлекался вовсю. Обнажив обтянутый дубленой кожей зад, он выставил его в сторону своих соплеменников, подзадоривая их ругательствами, которые, судя по всему, носили страшно похабный характер. Недаром каждое восклицание вызывало бурю негодования.
Гремящий холм источал угрозу. Слышался приглушенный рокот. В любую минуту он мог перерасти в грохот, и тогда этот мир вскипит потоками лавы, обрушится на головы пришельцев падающими камнями, пойдет трещинами. И здесь будет именно то, что касмассцы считали адом — царствие внутри Гремящего холма.
Склоны вулкана были облиты отвердевшими потоками базальта. Когда-то это был обычный холм. Славящиеся плодородием земли лежали вокруг него, и люди построили здесь богатый город. О городе теперь напоминали развалины, некогда бывшие высокими, сказочно красивыми башнями, храмами. Виднелась вершина белокаменной пирамиды, рисунки которой принц видел в старинных манускриптах.
Аргон наконец отвлекся от раздразнивания соотечественников и обернулся.
— Вот оно, капище Хрустального змея, — он зло улыбнулся. — Здесь находится его жало. Видящий маг сильный. Он найдет и вырвет его!
— Найдет, — кивнул принц, поднимаясь с земли. Тело было разбитым. Но серьезных ран не было, переломов и опасных ушибов — тоже. Битва для него завершилась на удивление удачно.
