— Тогда Бог просто отнял ваш разум, — развел руками Адепт. — Испытания, посланные нам свыше, оказались слишком тяжелы для вашего разума.
Игнасио схватил в руки крест и начал неистово осенять нас крестными знамениями. По толпе прокатился смешок. Для народа это был подарок — после тяжелого испытания несколько минут веселого представления.
— Я вижу в них адских посланников! Они принесут нам несчастья. Их нужно сжечь!
На этот раз смех был уверенней и громче.
— Монах увидел чертей, — слышалось из толпы.
— Окропите их святой водой, они исчезнут в дыму и сере!
— Или просто провалятся сквозь палубу, не сказав «до свиданья».
— А где же их рога, брат?
Тем бы все и закончилось, если бы один матрос вдруг не крикнул:
— Тише! Брат во Христе прав. Я тоже видел, как этот уродливый человек светился и держал в руках какую-то сияющую штуковину!
— Это была пустая бутылка из-под рома, которую он вырвал из твоих рук! — захохотал другой матрос.
— Нет, Педро прав. Я тоже это видел, — выкрикнул еще один матрос.
Над толпой повисла тишина. Потом снова прошел ропот, но уже зловещий, Дело приобретало нешуточный оборот.
— Ничего более глупого я в своей жизни не слышал, — пожал плечами Адепт. — Оставьте нас в покое.
— Если он и не бес, то бесовская сила в нем есть точно, — не унимался Педро.
— Братцы, так это же они и накликали шторм! — заорал какой-то умник.
— Колдун! — вторил ему другой.
— Точно, колдун! Мы с ним никогда не дойдем до порта! — продолжал орать так, как будто его резали, первый умник.
— Из-за них отправимся на ужин к рыбам! — вторил ему кто-то из толпы пассажиров.
— За борт! За борт их! — одновременно выдохнула толпа.
Несколько матросов тут же двинулись в нашем направлении. Нет людей суевернее матросов, их можно легко убедить в чем угодно, в любой потусторонней чепухе. Особенно когда для этого есть хоть малейшие основания.
— Стоять! — Я выхватил кинжал из ножен. — Первому, кто приблизится, я перережу глотку, чтобы из нее больше не вырвался ни один грязный богохульный вопль,
— Твой друг говорит о богохульстве, дитя Вельзевула! — взревел раненым ослом Игнасио, подскакивая к Адепту и размахивая перед его носом кулаками.
— Вам все почудилось, святой отец, — ухмыльнулся Адепт, качая головой. — Кстати, почему порождение Тьмы должно светиться? Обычно подобное случается только со Святыми.
— Да отсохнет твой поганый язык!
— Почему же, брат? Если я демон — Господи, какую ерунду приходится говорить! — то должен бояться святого креста. Не так ли? — Адепт сделал шаг к священнику и коснулся ладонью его креста. — Ну что, не провалился я на дно морское? Может, вы действительно окропите меня святой водой? Я смогу выпить ее хоть бочку, что при наших скудных запасах было бы непозволительной роскошью.
Снова послышались насмешки. Адепт вновь овладел толпой.
— Бесы лживые! Наглые и бесстыдные чернокнижники! Они могут заговорить кого угодно! Не верьте им. Вышвырните их за борт!
На Игнасио начали снова смотреть как на сумасшедшего.
— Но, братцы, я правда видел, как он светился! не успокаивался Педро.
— Да? А я этого не заметил, — усмехнулся Адепт. — Хотя чего не бывает. Может, это были огни Святого Эльма? Благодать Святого? Кто сказал, что эти огни могут появляться только на мачтах, но не на полях шляп?
Довод был не слишком убедительный, но на присутствующих подействовал неотразимо.
— Может, и так, братва, — не унимался только Педро. — А может, и нет. Лучше бы на всякий случай выбросить их за борт.
— Это кого ты собираешься выбросить за борт? — неожиданно на месте действия появился капитан. Он быстро понял, о чем идет речь. — Я очень уважаю вас, отец Игнасио, но скорее всего вам на самом деле что-то привиделось в суматохе.
— Мне не привиделось. Я чувствую дьявола!
— Ваши чувства не доказательство. И уж конечно, мы не сможем вершить суд сами. По прибытии в порт вы вправе доложить обо всем светским и церковным властям, после чего будет назначено соответствующее расследование. Устраивать же судилище на своем корабле я не позволю, как и ограничивать хоть в чем-то свободу этих сеньоров.
— Может быть поздно, — как-то устало произнес Игнасио. Я понял, он сломался, не найдя поддержки у капитана. — Я буду молиться за вас всех, ибо вы слепы и не ведаете, что творите.
— Парус! — вдруг донесся крик впередсмотрящего Действительно, впереди и чуть справа по курсу белели паруса какого-то судна. На палубе поднялся шум. Хорошо, если это один из галионов разметанного штормом испанского флота. А если это английский фрегат или голландская каракка?
Капитан поднялся на мостик и вытянул длинную подзорную трубу. Не знаю, что ему удалось рассмотреть, но он принял, по-моему, вполне здравое решение:
— Меняем курс! Не назначенные встречи нам ни к чему...
Под команды капитана и боцмана, скрипя уцелевшими снастями, галион изменил курс. Через некоторое время стало понятно, что неизвестный корабль преследует нас. И что с такой нагрузкой и обломанной мачтой нам не удастся от него уйти.
Корабль довольно быстро увеличивался в размерах. Уже можно было различить, что это фрегат водоизмещением не меньше шестисот тонн, с вооружением не менее сорока пушек. На его мачте развевался черный флаг. В подзорную трубу можно было различить скалящийся на нем белый череп и перекрещенные кости. «Веселый Роджер»! Нас преследовал пиратский корабль.
— Напасти не отстают от нас, — сказал я. — Принес же сюда его случай!
— Вряд ли это случай, — возразил Адепт. — Мне кажется, шторм не случайно свел два корабля. Пощады мы не дождемся.
Пиратский корабль вскоре должен был достигнуть дистанции ружейного выстрела. Капитан корабля и командир отряда испанской пехоты, размещавшейся на галионе, горячо спорили.
— Мы не можем принять бой! — кричал капитан. — Наш маневр затруднен. У него выше скорость. У него в два раза больше пушек.
— Мы должны драться. Какому-то поганому англичанину не одолеть нас. Мы будем драться как львы!
— Как львы, ха-ха! Хоть как боевые слоны. Они распотрошат нас своими пушками. Вы знаете, что такое, когда в борт впивается тяжеленное чугунное ядро? Натешившись вдоволь орудийными залпами, они возьмут нас на абордаж, изнасилуют и превратят в наложниц женщин, а мужчин выбросят за борт. Из вас лично они набьют чучело и прибьют его к форштевню своего корабля в назидание другим. Они не раз проделывали подобное!
— Оборванцам и подонкам не одолеть в открытом бою воинов его величества, грозная слава о которых сотрясает весь мир! — напыщенно изрек командир пехоты, погладив острую бородку. Он был совершенно спокоен, и не было заметно, что этого бывалого вояку пугает предстоящий бой.
— Да? Оборванцы? Это злобные звери в человеческом обличье! Они не знают ни страха, ни боли — ничего, кроме жажды наживы. Недаром местное простонародье верит, что у них на человеческих телах песьи и обезьяньи головы. Им нет равных в рукопашном бою...
— Мы будем драться. И если ты сделаешь что-то не так, я засуну твой лживый язык в твое распоротое брюхо.
— Вы сделаете огромную глупость.
