торжественными, точно сам всевышний прилег отдохнуть на их пушистом ложе.
Тумпанов несколько раз намылился. Прислушиваясь к смеху женщин, отдавшись сладостному чувству, он совсем позабыл о сыне.
В освеженном купаньем мозгу неожиданно возникла мысль: «А что будет, если Аполлон утонет?» Он представил себе вытащенное на берег раздувшееся мертвое тело, потом похороны, одетую в траур молоденькую вдову, к которой он, несмотря на все, не испытывал решительно никакой неприязни.
«Вряд ли сыщется охотник произносить речь над его могилой», — с удовлетворением решил он.
Мысль о смерти коллеги была столь ярка и мучительно желанна, что одурманила его и долго не оставляла. Он даже раза два приподнялся и вслушивался: ему мерещились крики утопающего…
Потом он вспомнил о сыне и поискал его взглядом. Мальчик был неподалеку и забавлялся тем, что кидал камешками в расквакавшихся лягушек.
Выкупавшись, одевшись, Тумпанов взял ружье и пошел вниз по берегу, туда, где высилось несколько старых высоких ив. Илия оживился. Предстоящая охота, о которой он мечтал весь день, заставила его позабыть об обиде.
Место для засады отец выбрал возле одной дуплистой ивы. Напротив торчало несколько сухих веток, на которые любят садиться птицы.
— А мы не запоздали, папа? — озабоченно спросил мальчик, прижимаясь к отцу.
— Нет, самое время.
— Вон одна. Сейчас взлетит, — сказал Илия.
— Стой смирно, — предупредил отец. — Сейчас они пьют. Напьются — рассядутся на ветках.
Он присел на корточки, привалился к дереву плечом и вытянул шею. Послышался металлический щелк. Он готовился к выстрелу.
Сверху, с берега, долетел громкий мужской голос:
— Мария-а! Пора идти!
— Уходят, — пробормотал отец.
— Кто, папа?
— Аполлон.
— Пап, у тебя правда больше нет клиентов?
— Ну, не совсем… Молчи, сюда летит горлинка…
Птица, чья розовая грудка отливала золотом в косых лучах солнца, действительно летела в их сторону. Она спокойно уселась на сук и, наклонив свою маленькую, изящную головку, посмотрела вниз.
Тумпанов прицелился. Мальчик весь сжался, затаив дыхание.
Глухой звук выстрела ткнулся в стеклянную гладь реки. Пороховой дым распластался над травой. Горлинка в испуге вспорхнула и исчезла между деревьями.
— Промахнулся, — печально сказал мальчик.
— Это еще неизвестно. Верно, упала подальше. — Отец нахмурился.
Его искаженное охотничьей страстью лицо застыло в уродливой гримасе.
— Черт побери, я ведь отлично прицелился! — воскликнул он, трясущимися пальцами вставляя новый патрон.
Глаза у мальчика горели. Возле рта легла жестокая складка.
После выстрела все птицы разлетелись кто куда. Над ивами слышался свист крыльев, вспарывавших спокойный теплый воздух летних сумерек.
— Не шевелись, — предупредил отец.
Сердце мальчишки бешено колотилось… Он то и дело привставал и выглядывал из-за ствола дерева.
— Не показывайся! — приказал отец. — Они хитрые, заметят.
Сквозь облупленные стволы ив была видна стая диких голубей, весело круживших над рекой. Некоторые из них садились на том берегу и, недоверчиво вертя головками, приближались к воде. Напившись, они улетали в поле. Отец и сын жадно следили за их полетом.
Неожиданно один серый голубь, описав над ивами несколько кругов, опустился на ветку неподалеку.
Тумпанов прицелился. Но тут за его спиной, на тропинке, послышались шаги и голоса.
Птица вспорхнула и улетела. Адвокат выругался.
— Кто это тут стрелял? — спросил женский голос.
— Да, в самом деле кто-то стрелял, — отозвался красивый тенор.
Тумпанов узнал голос судьи.
— Наверно, Драндулет. Я же говорил, что там, у водопада, это он был. — В голосе говорившего звучали насмешливые нотки.
Адвокат подскочил точно ужаленный и надулся от злости.
— Кого это вы так называете? — спросила женщина.
— А вы не знаете? Нашего досточтимого коллегу Тумпанова. Эта скотина…
Тут адвокат громко закашлял.
Компания молча прошла мимо. Женщины заметили притаившегося в засаде охотника и от неожиданности на мгновение замерли. Тумпанов метнул на них яростный взгляд, они ускорили шаг, но еще долго долетали до него веселые раскаты смеха.
— Испортили охоту, болваны, мерзавцы! — бранился он.
— Кто это, папа? — спросил мальчик.
— Молчи! — рявкнул отец. — Не твое дело!
Он с трудом заставил себя остаться на месте. Хорошего настроения как не бывало. Аполлон теперь непременно раззвонит о случившемся по всему городу.
Неожиданно на том берегу взлетела горлинка. Она забила в воздухе крыльями, распустила веером хвост и грациозно опустилась на одну из сухих веток.
Тумпанов выстрелил.
Горлинка упала, перекувырнувшись в воздухе. Мальчик восторженно вскрикнул и кинулся ее подбирать. В его глазах горели радостные, страстные огоньки. Сжимая своими нежными пальцами теплое тело птицы, он чувствовал, как быстро, испуганно колотится ее крохотное сердечко.
— Ну-ка, посмотрим, куда ей угодило, — сказал отец.
Он взял горлицу своими грубыми руками, перевернул на спину и распластал крылья.
Птица забила одним крылом. Второе повисло. От боли она растопырила свой белый, с черной каемкой хвост. На розовой грудке проступили липкие пятна крови.
— Крыло перебито, — тоном знатока произнес Тумпанов. И, ухватив пестрое, в коричневую точечку крыло, стал дергать его из стороны в сторону. Горлинка глухо застонала.
Мальчик задрожал и умоляюще протянул руку к отцу.
— Не надо! — крикнул он чуть не плача. — Не надо, ей больно!
— У птиц нет нервов, — буркнул отец.
— Почему же она стонет? Отдай ее мне, может, она поправится.
— Надо ее прикончить.
— Не надо, папа, — заплакал мальчуган.
— На, держи, — сказал адвокат, швырнув птицу на траву.
Мальчик обнял ее и с состраданием заглянул в ее красноватый, с золотистым ободком глаз, печально и покорно устремленный в мирную даль полей. Горлинка билась, пытаясь вырваться из рук ребенка, но, убедившись в тщетности своих попыток, прикрыла глаза серой пленкой. Из клюва у нее выступила кровавая пена.
— Папа, она умрет? — спросил мальчик.
— Молчи! — цыкнул на него отец.
— Если не умрет, я ее посажу в клетку. Она ведь может жить в клетке?
«Ах, каналья!» — мысленно чертыхнулся адвокат, думая об Аполлоне. Раздражение его все возрастало. Приставания сына действовали на нервы. В довершение всего ни одна птица не желала больше садиться на сухие ветки ивы.